Быстро проглотив яйцо, он закурил сигару, уселся в старомодное кресло, полученное в наследство от дяди, и погрузился в размышления. Оставаясь до сорока семи лет холостяком, ведя скромную, воздержанную жизнь, теряясь перед женщинами, он находил грустное удовольствие в воспоминаниях о подробностях вчерашнего вечера, так отличавшегося от вечеров, которыми заканчивались однообразные дни его жизни. Перед его глазами проносились модный ресторан на Елисейских Полях, отдельный кабинет с солидной обстановкой, с окном в сад, стол с тремя приборами. Житрак и он во фраках и белых галстуках, Зон в вышитом платье и очаровательной шляпе, с видом дамы из общества. Следует обмен представлений: «Месье Бурдуа, бывший директор табачной фабрики… Мой друг, мадемуазель Тереза». Затем выбор меню, легкая неловкость вначале. Наконец, под влиянием тонкого обеда и шампанского, языки развязываются, прежде всего, у Житрака, который не умеет долго молчать; затем Зон, сбросив маску светской дамы, начинает рассказывать о разных событиях в своей мастерской, о свиданиях хозяйки с пожилым господином, который «служит в правительстве»; о своем собственном увлечении соседом-скульптором, потом чиновником.
– Но ты – другое дело, – прибавляет она, прикасаясь губами к усам Житрака. – Доказательством служит то, что они ничего от меня не добились, кроме самых пустяков. Вот увидишь!..
Бурдуа вспомнил, как его в самое сердце поразили слова: «Вот увидишь», сказанные с какой-то смесью нежности и цинизма. Он даже долго не мог произнести ни слова, глядя по очереди то на Терезу, то на своего приятеля. Как? Очаровательный цветок сам предлагает сорвать себя этому порядочно изношенному прожигателю жизни, зная притом, что это – только мимолетная прихоть? В эту минуту он почти возненавидел Житрака, возмущаясь в то же время собственной порядочностью и нерешительностью.
Ему вспомнилось, как он с лихорадочной поспешностью принялся осушать бокал за бокалом, точно хотел утопить в вине последние поползновения сохранить добродетель. Не-много охмелев, он растрогался и принялся рассказывать про свою жизнь, жалуясь на одиночество. Он рассказал о своих страданиях, когда ему пришлось отказаться от своей единственной любви. Ей также еще не было двадцати лет, и какая она была честная, какая чистая! То обстоятельство, что она любила, другого, имело влияние на всю его дальнейшую жизнь: он потерял веру в самого себя, в любовь. Еще несколько бокалов шампанского, и, в то время как влюбленные стали все меньше стесняться его, Бурдуа почувствовал, что возрождается к новой жизни. Была забыта старая печаль, забыты несбывшиеся сентиментальные ожидания, забыта всегдашняя робость и нерешительность. Он объявил, что хочет наслаждаться жизнью, как Житрак. Тереза и Житрак, тоже немного, подвыпившие, стали подзадоривать его. Бурдуа поклялся, что отныне будет следовать примеру Житрака.