После революции на флот пришли комиссары, с которыми Петр Алексеевич, не терпящий дилетантизма, сильно не поладил. Матросов он не обижал, пользуясь непререкаемым авторитетом, невероятным по тем временам полной анархии и развала. Пришить контрреволюцию ему не смогли, как ни хотелось. Конфликт закончился тем, что капитана просто выкинули из флота, и он остался в полуголодной стране фактически без средств к существованию. С огромным трудом добравшись до Москвы, он обивал пороги народного комиссариата обороны в надежде найти какую‑то работу по специальности. И настойчивому Самойлову повезло.
Осенью 1920 года советская делегация отправлялась в Великобританию с целью заключения пакета договоров, имеющих целью урегулировать противоречия между странами. В силу ряда обстоятельств вышло, что делегации не хватало квалифицированного переводчика. Один из бывших сослуживцев Самойлова случайно встретив его, вспомнил о способностях полиглота отставного морского офицера и предложил поехать в Англию. Не имея других вариантов, он согласился. Тем более, что делегации был нужен не просто переводчик, а надежный человек. И как ни странно аполитичный офицер подходил на эту роль, как нельзя лучше. В Англии Петр Алексеевич впервые увидел опыты с взлетом самолета с корабля и навсегда заболел идеей авианосца.
Благодаря успеху поездки П. А. Самойлов обрел высоких покровителей, был восстановлен во флоте и даже смог заняться своим новым увлечением — морской авиацией. По настойчиво курсировавшей в определенных кругах легенде именно тогда, в середине двадцатых Самойлов близко познакомился с неким И. В. Сталиным. Причем не просто сошелся, но и сумел навсегда увлечь недоверчивого и угрюмого грузина любовью к самолетам. Так ли это было на самом деле, Самойлов никогда не рассказывал, а спрашивать у Сталина было как‑то нескромно.
Петр Алексеевич не только вписался в ближнее окружение Вождя, но в какой то мере излечил его давнюю, еще с Цусимы, нелюбовь, даже отвращение к флоту. Самым переживаемым Главным событием истории была неудача 1904–1905 годов, самым, по его мнению, позорным моментом этой войны был разгром русских военно — морских сил. С тех самых пор Сталин с подозрением относился к 'самотопному' флоту.
Увлечение Самойлова нашло свое выражение в обосновании — трактате на ста с лишним листах, описывавшем преимущества от переделки двух недостроенных крейсеров типа 'Светлана' в авианосцы, вместо их разборки на металл. В Союзе, ожидающем неминуемой интервенции, готовы были ухватиться за любую возможность уравнять шансы с миром капитала, работа пошла бодро. Потом к проекту подключились и немцы, поскольку интерес к авианосцам был, но из‑за ограничений Версаля Германия их строить не могла. Немного позже немецкие товарищи увлеклись подплавом и теорией 'пиратского флота', но кооперация продолжилась, приведя к появлению в начале тридцатых двух авианесущих кораблей с авиагруппой не более 25–33 машин. Корабли получили название 'Бегущий' и 'Несущийся'. Флотские острословы утверждали, что названия связаны с тем, что в реальном бою, единственное, на что способны эти корабли, это попытка очень быстро убежать. Главной проблемой авианосного флота были кадры, и Самойлов провел огромную работу, собирая способных молодых людей. Многие уходили, но оставшиеся были подлинными энтузиастами авианосного флота. И к середине тридцатых авианосцы стали вполне боеготовыми кораблями, основной машиной базирующейся на них были истребители Поликарпова.