— Чего же вы от меня хотите? — спросил Ранд, присев на краешек стула и сложив руки на коленях. — Обещаю, что на сей раз сделаю то, о чем вы просите.
Эгвейн хотела было сказать, что он мог бы спросить об этом раньше, но прикусила язык. Может быть, она сама не слишком внятно объяснила Ранду, что от него требуется. Правда, это не могло служить ему оправданием. Но с этим она разберется потом. Эгвейн поняла, что снова думает о нем как о прежнем Ранде, но на душе у нее остался неприятный осадок — будто он заляпал грязью ее лучшее платье, а теперь уверяет, что не нарочно. Но сейчас она не подпустит его к саидар, да и Илэйн не сделает подобной глупости.
— Сейчас мы просто хотим поговорить с тобой, — пояснила она, — хотим, чтобы ты рассказал, как ты обнимаешь Источник. Просто расскажи, шаг за шагом, обо всем, что ты делаешь.
— Обнимаю! — буркнул Ранд. — Это больше похоже на борьбу, чем на объятия. Шаг за шагом, говоришь. Ну, слушай. Сначала я воображаю пламя и бросаю в него все — ненависть, страх, переживания. Все это поглощается пламенем, и я погружаюсь в ничто, мое сознание пребывает в пустоте.
— Мне это знакомо, — заметила Эгвейн, — твой отец рассказывал, что примерно таким же образом он концентрировался и побеждал в состязаниях по стрельбе из лука. Пустота и пламя — так он и говорил.
Ранд печально кивнул. Видно, скучает по дому, подумала Эгвейн.
— Он-то меня этому и научил. И Лан использовал схожий прием, упражняясь с мечом. Селин, которую я когда-то встретил, называла это состояние Единением. Кажется, многие об этом знают, только называют по-разному. Но когда я погружаюсь в ничто, то начинаю воспринимать саидин. Это как будто свечение за уголком моего глаза. Ничего больше, только этот свет и я. Чувства, мысли — все остается снаружи, за гранью пустоты. Раньше мне приходилось достигать этого постепенно, а теперь получается почти сразу. Вот что я делаю, чтобы коснуться Источника, и так или иначе, мне это удается. В большинстве случаев. — Ничто, — поежившись, промолвила Илэйн, — никаких чувств. Не очень-то это похоже на то, что делаем мы.
— Это уж точно, — подтвердила Эгвейн и настойчиво продолжила:
— Ранд, мы просто делаем это немного иначе, вот и все. Я воображаю себя цветком, к примеру, бутоном розы, воображаю до тех пор, пока и впрямь не почувствую себя бутоном. Бутон выполняет примерно ту же роль, что и твоя пустота. Бутон раскрывается свету саидар, и я позволяю ему наполнить себя. Это чудо — весь свет мира, сама жизнь переполняет меня, и я отдаюсь этому потоку, а отдаваясь, управляю им. Самое трудное — научиться управлять, подчиняясь. Правда, когда наконец научишься, это кажется естественным, как дыхание. Теперь мне и думать об этом не приходится. Сдается мне, что ключ ко всему здесь. Ты должен научиться подчиняться.