Ярче тысячи солнц. Трепетное, удивительное, чудесное в мистической поэзии баулов (Раджниш) - страница 124

Баул любит жизнь, поэтому он отрекается. Джайнский монах отрекается потому, что ненавидит жизнь. Иногда жест может быть одним и тем же, но иметь противоположное значение. Внутреннее значение может быть совершенно другим.

Я слышал…

Старый Люк и его жена на всю долину прославились своей скупостью. Но Люк умер, а через несколько месяцев при смерти лежала уже и его жена. Когда ей стало совсем плохо, она позвала соседку и слабым голосом проговорила:

– Рути, – сказала она, – похорони меня в черном шелковом платье, но прежде отрежь от него спинку и выкрой из нее новое платье. Это хороший материал. Ужасно жаль тратить его попусту…

– Этого нельзя делать! – воскликнула Рути. – Когда вы с Люком будете подниматься по золотым ступенькам, что скажут ангелы, когда увидят, что у тебя голая спина?

– Пустяки, – сказала та, – на меня никто даже не взглянет – я похоронила Люка без штанов.

Вас всегда интересуют другие – Люк будет без штанов, а потому все будут смотреть на него.

Американца интересуют другие. Баула интересует он сам. Баул очень себялюбив; он не думает о вас, его не волнует, что у вас есть, или что вы делаете. Его совершенно не интересует ваша биография. Он живет на этой Земле так, будто он один на свете. Конечно, вокруг него огромный простор – потому что он живет так, будто он один на свете. И он ходит по этой Земле, не заботясь о чужих мнениях, живет своей жизнью, занимается своими делами и создает свое бытие. Конечно, он счастлив как ребенок! Его счастье очень просто, сущностно, фундаментально – как счастье ребенка.

Вы когда-нибудь смотрели на ребенка? Он просто бегает, кричит, танцует, и все это безо всякой причины – ведь у него ничего нет. Если вы его спросите: «Чему ты так радуешься?» – он не сможет вам ответить. Он просто не поймет вопроса и удивится. Разве нужно, чтобы у счастья была причина? Его удивит, что вам нужны какие-то причины, какие-то «почему». Он пожмет плечами и пойдет дальше – и будет продолжать петь и танцевать. У ребенка ничего нет. Он еще не премьер-министр, не президент Соединенных Штатов, не Рокфеллер. У него ничего нет – кроме, может быть, нескольких ракушек или камешков, которые он собрал на берегу моря.

То же самое есть и у баула: несколько раковин и камешков – из камешков и раковин они делают малу, и они носят ее с собой; небольшой инструмент, чтобы петь песни, и колокольчики, чтобы звонить своему внутреннему богу. У него есть эктара, инструмент с одной струной – струна только одна, потому что одной достаточно; и дугги, маленький барабан. Вот и все.