Баул спит спокойно, его не тревожит мир. Он живет и действует, не заботясь о мире. Его бог всегда внутри него, поэтому, где бы он ни был, его алтарь с ним. Баул никогда не ходит в храм – и не потому, что он противник храмов. Он пришел в настоящий храм, и теперь ему не нужно никуда идти. Он поклоняется, он молится, он любит. Но его любовь, его молитва, его поклонение обращены к сущностной реальности, которая есть он сам.
Жизнь баула не кончается с концом его жизни; жизнь американца кончается вместе с жизнью. Когда кончится тело, кончится и американец. Поэтому американец очень боится смерти. Из страха смерти американец пытается продлить жизнь, иногда доходя в этом стремлении до полного абсурда. Сейчас многие американцы живут как «овощи», как растения, в больницах, в приютах для умалишенных. Они не живут; они давно умерли. Но врачам при помощи лекарств и современного оборудования удается поддерживать в них жизнь. Кое-как, но они продолжают существовать.
Американцу умирать очень страшно: если он умрет, он умрет навсегда, ничто от него не останется жить – потому что американец знает только тело, ничего больше. Если вы знаете только тело, вы будете очень бедны.
Во-первых, вы будете бояться смерти – а тот, кто боится смерти, боится жить, потому что жизнь и смерть очень близки; и если вы боитесь умереть, вы будете бояться жить. Именно жизнь приносит смерть; вы не сможете жить тотально. Если за смертью ничего нет, если таково ваше понимание, тогда ваша жизнь будет спешкой и гонкой. Смерть подходит ближе; вы не можете быть терпеливым. Отсюда американская мания скорости: все должно делаться быстро, потому что смерть подходит ближе. Постарайтесь успеть как можно больше, пока вы живы. Постарайтесь затолкать в свое существо как можно больше опыта, пока вы живы, – потому что, когда вы умрете, умрет все.
Это создает глубокое ощущение бессмысленности – и, естественно, тревогу, борьбу, агонию, боль. Если нет ничего, что будет жить после тела, – тогда все, что бы вы ни делали, не может быть глубоко. Тогда все, что бы вы ни делали, не способно удовлетворить вас. Если в конце смерть и ничто не остается жить, значит, в жизни не может быть никакого смысла и никакой важности. Тогда все это – «сказка дурака, где много шума и страстей, но смысла нет».
Баул знает, что он в теле, но он не тело. Он любит тело как свое жилище, как свой дом. Он не против тела – глупо быть против собственного дома; но он и не материалист. Он земной, но не приземленный. Он реалист, но не материалист. Он знает, что в смерти ничто не умирает. Смерть приходит, но жизнь продолжается.