Но двум капралам-'волчатам' заботы остальных не касались, они предавались воспоминаниям, благо что Ялбу с Ярославом помимо серебряной медали 'За Отвагу!' имели по паре ран, да личная благодарность государя! Парни о большем и мечтать не могли, поэтому даже после стольких месяцев вспоминали день награждения отличившихся с особой яркостью и теплотой.
Может, именно поэтому им оказались неинтересны 'застолья' курсантов, рассказывающих небылицы младшим братьям? Большую часть свободного времени они валялись в казарме или занимались в тренажерном зале, благо инвентаря здесь даже в самый загруженный день хватало с избытком.
И сегодня после полудня, выждав два часа после обеда оба 'волчонка' направились в зал. Здесь они больше размышляли о том как быть дальше, ведь лучшим курсантам не обязательно идти в Корпус, можно попасть и к безопасникам, а то и вовсе в Государев Приказ. Была бы разнарядка на свободные места. Недаром ведь ежегодно после экзаменов витязей разглядывают пуще породистых скакунов. Ярослав с Ялбу один раз процесс отбора кандидатов видели — приятного мало. Не смотря на то, что экзамены сданы, а офицеры, что отбор проводят все равно спрашивают, да не абы как, а с подковыркой, так и норовят вывести из себя, найти червоточинку в душе.
Выдерживают такие не многие, здесь ведь не отец Варфоломей с его десятью братьями-монахами, тут беседы задушевные не ведутся. Каждого будто специально ломают. Сложно понять сие, но раз делают, значит оно государю нужно.
— После экзаменов куда подашься? — в сотый раз спросил у слегка флегматичного друга Ялбу.
— Отстань, — качнул гирей сын каменщика.
— Нет, ты мне скажи, иначе как узнать то? Поди приезжие не шибко говорливы, а у наставников не допросишься: 'Не велено, узнаете, когда нужда будет!'. Тьфу! — калмык едва сдержался чтоб и в самом деле не плюнуть на дощатый пол. Чего-чего, а к чистоте курсантов приучили будь здоров — попробуй не оценить чистоту, когда по десять раз одно и то же место с тряпкой вымоешь, да не абы как, а с песочком, да так чтоб хрустело от кристальной чистоты!
— Отстань, калмыцкий ты мой прилипала, — буркнул Ярослав. — До лета еще полгода, решу что-нибудь.
— Ну ты и тютя! — восхитился с детской невинностью вечно попадющий в неприятности гордый сын степей.
— Чья бы Буренка мычала, самого то обратно отправят.
— А вот и не отправят! В ноги упаду государю, или к генералу нашему обращусь, сразу после экзаменов, — тут же ощерился Ялбу.
— Не гонорись, я же пошутил. Уфф, — улыбнулся Ярослав, тягая очередную железяку.
Калмык же положил гантели на пол и сидел на лавке с таинственной улыбкой на лице. Тишина расползлась по залу, лишь иногда прерывалась шумным выдохом Ярослава, да от скрипа лавки. Но калмыка хватило ненадолго.