Как ненужную вещь. Ветошь.
И тут кончается эта сказка, а на самом деле присказка, потому что еще одна сказка впереди.
Нет, было еще что-то вроде последней агонии. Илья время от времени подвержен запоям, по сравнению со многими другими — редко и ненадолго. Когда их отношения с Ольгой были в полном разгаре (а я еще работала в этой редакции, чтобы не убегать куда попало второпях), Илья ушел в такой запой.
Позвонил мне ночью, признался в любви. Я не слышала его, не слушала. Мало ли что спьяну наболтает. Но когда узнала, что мать его уехала к сестре в Волгоград, встревожилась. Это уже опасно.
И решила приехать к нему.
Я захотела проверить себя.
Мне хотелось убедиться, что я в кратчайшие сроки все в себе выжгла, остались лишь чувства — родственные. (Да и как им не появиться, за восемь-то лет?!)
Я приехала и застала у него Ольгу. Они ссорились. Они ссорились так, как ссорятся близкие люди. Я хотела уйти, но Ольга опередила меня и ушла первой.
— Ничего, — сказала я Илье. — Милые бранятся — только тешатся.
Запой оказался тяжелым, мне пришлось провести около Ильи несколько суток, регулярно совершая походы за пивом. Я сокращала порции, несмотря на его требования и крики.
Наконец он начал успокаиваться, все больше спал, все меньше пил. И когда очередной день прошел совершенно «сухим», я решила, что его можно оставить одного.
И оставила, а в редакции меня ждала записка: позвонить директору ликероводочного завода «Лидер» господину Мрелашвили В.Н.
Я позвонила и попала, конечно, на секретаршу. Назвала себя.
— Василий Натанович ждет вас, — проворковала секретарша.
— Очень приятно. Но во сколько? И, надеюсь, он предоставит мне машину?
Мне показалось, что секретарша икнула.
— Извините, — сказала она.
Потом слышалась музычка, секретарша опять возникла, голос ее на этот раз стал крайне уважительным.
— Василий Натанович высылает за вами машину, скажите, пожалуйста, куда.
Я назвала адрес редакции.
Через полчаса я сидела в кабинете Василия Натановича Мрелашвили (что ж, бывают сочетания и чуднее) в черном кожаном кресле. Василий Натанович был темноволос, жгучеглаз, довольно молод, сорока еще нет, и на лице его блуждала совершенно невероятная, какая-то почти детская, наивная улыбка, будто он не серьезным бизнесом занимается, а сидит мальчиком на собственном дне рождения и радуется подаркам, которые приносят ему богатые родственники. Жизнелюб, блин! — подумала я.
Он ждал меня не один, присутствовал еще человек, развалившийся напротив меня: некто Фофанов, по кличке, естественно, Фофан. Когда я появилась, он вскочил и насильно облобызал мне руку. Я поморщилась: от него пахло потом, табаком и вином (дешевым). Человек он одиозный. Большой, громогласный, наглый, сменил несколько жен, профессий, решил наконец продвинуться на стезе журналистики, но скоро выяснилось, что он не умеет правильно расставить запятые. Тогда Фофан занялся административным обеспечением газетного бизнеса, выныривая то в одном, то в другом издании (их в нашем городе по пять штук в год открывается и столько же закрывается), упорно при этом именуя себя «свободным журналистом». У него действительно стали появляться статьи. По слухам (непроверенным, но достоверным), статьи за него пишут по очереди молодые способные ребята, которым он чем-то помог в свое время. Это он умеет: устраивать, пристраивать. Но не организовывать. Разные слова и разные понятия.