Светловолосый усмехнулся.
— Так и быть, — говорит, — сознаюсь. Нарочно я твой удар пропустил. Во-первых, посмотреть хотел, чего ты стоишь и чего от тебя ждать можно, а во-вторых… Если бы я против тебя не вышел, на тебя б еще с десяток молокососов полезло, вроде Олефа. Ну, а раз уж ты меня сумел с ног сбить… У одной только Кары храбрости и хватило.
— За реноме спасибо, — говорю, — а чего я стою, это я тебе как-нибудь потом покажу. Когда автомат раздобуду.
И тут к нам за стол еще один подсаживается. Трофим.
— Здорово, земляк, — говорит. — А чего это ты здесь завтракаешь, а не у господина барона?
Я на него косо так посмотрел. Вроде бы выяснилось, что никакой он не предатель, сгоряча я вчера подумал, а все равно осадок на душе нехороший остался.
— Это у какого барона? — спрашиваю.
— Как это у какого, — удивляется, — у господина барона Аулея Лико? Другого здесь нет.
Ничего себе. Вот уж никогда бы не подумал. Это что ж, выходит, Матика, которая меня в постель укладывала, баронессой числится, а рыжая — баронеткой, что ли?
— Что-то, — говорю, — не очень он на настоящего барона похож?
Тут на меня вся троица уставилась. А Трофим как будто бы даже обиделся.
— А ты что, — спрашивает, — много баронов видел?
— Да нет, — отвечаю, — одного Врангеля, и то на картинках. Если честно, еще одного видел, только больше мертвого.
Лично и положил. Когда на шоссе один раз засаду устроили и легковушку со штабными расстреляли. Гауптмана из отдела связи живым взяли, а майора рядом с шофером я одной очередью и срубил. Капитан, когда потом документы с убитых просматривал, так и сказал:
— Ты, — говорит, — Малахов, оказывается, не просто майора уложил, а барона фон Бромберга, начальника оперативного отдела 17-й танковой дивизии. Три Железных креста имел, один за Францию и два за Россию. Киев и Ростов.
— Ну вот, — говорю, — было три, а теперь и четвертый получит, березовый. Таких крестов мне для них не жалко.
Этим-то я рассказывать не стал. Неудобно как-то при Каре.
— Не сомневайся, — Трофим говорит, — Аулей — барон самый настоящий. Полновластный господин замка Кроханек и прилегающих окрестностей. Я, как в 41-м сюда угодил, так в его дружине и состою.
Тут уж мне обидно стало. Аулей, конечно, с виду мужик хороший, да и дело они тут тоже, наверно, нужное делают, но только больно уж просто этот Трофим все излагает. Будто и не жил никогда при советской власти. Я и говорю:
— Быстро же ты, Трофим, господина себе нашел. И долго, — спрашиваю, — раздумывал, прежде чем в услужение податься?
Трофим еще больше обозлился: