«Боязно… А! Была не была! Еду!» – Екатерина быстро переоделась и позволила Нарышкину себя увлечь. Через непонятно какие переходы и лестницы (она никогда ими не пользовалась, потому и не знала про их существование), не встретив ни души, они вышли к подъезду, где стояла карета с уже открытой дверцей. Левушка шустро подсадил даму, и они помчались. Стоило карете тронуться, Екатерина не сдержалась и весело, задорно рассмеялась:
– Похищение удалось!..
– Никакого похищения, Ваше Высочество шли своими ножками, а я лишь указывал дорогу, дабы вы не споткнулись, – ответил Нарышкин.
– Негодник! Вы пытаетесь все перевернуть!
– Никак нет, вот если бы я вас на руках нес да закатал в ковер…
– Фу-у-у, да вы еще и жестокий – я бы задохнулась от пыли!
– Признаться, не подумал, но у меня дома, куда мы едем, есть живая вода! Я бы вас тут же оживил!
– Как в сказке?
– Лучше!
Весело смеясь над побегом, который превратили в шутку, запретив тревожным мыслям взывать к разуму, они добрались к дому Нарышкина. Карета остановилась на задах, проехав парадный вход. Левочка выпрыгнул первым, шикнув, разогнал слуг от входа и только потом провел Екатерину в дом, свои покои.
Все так же смеясь, они ворвались в гостиную, и Екатерина замерла – посреди комнаты, вместо членов семьи Левочки, как она ожидала, стоял удивленный Понятовский.
Почти бесшумно закрылась дверь за спиной Екатерины, тихо повернулся ключ.
Они были одни.
Между ними стоял диван и стулья на резных ножках, кажется, рядом был еще и столик…
Расстояние резко сокращалось – мужчина и женщина смотрели друг на друга.
Екатерина с интересом и ожиданием, немного смущаясь и иногда опуская глаза.
Понятовский… Он смотрел с любовью и восхищением. Затем первым сделал шаг навстречу, и тут же Екатерина, как кто-то неведомый в спину подтолкнул, пошла к нему, все быстрее и быстрее, стремясь оказаться в его руках, которые он раскинул широко и протянул к ней.
– Катрин! Боже, благодарю тебя! – Понятовский легко подхватил женщину и закружил, поставил. – Вы пришли… Как же я счастлив! – Слова и фразы прерывались поцелуями то мягкими, то обжигающими. В сторону полетел плащ и мужская шляпа, из-под которой водопадом рассыпались волосы, снова укутав Екатерину. Понятовский откинул их и взял лицо великой княжны, подняв за подбородок, ловя взгляд синих глаз: – Вы прекрасны! Я безумно вас люблю!..
Екатерина как во сне ответила на первый, долгий, такой пронзительный поцелуй, что отметал последние сомнения – она любима, она желанна, нет в их отношениях интриги… Это страсть двух красивых людей, это любовь двоих, что случайно встретились. Это жизнь, и нужно ловить каждое мгновение короткой встречи… К чему условности и слова сейчас, когда разум стыдливо умолк, тело горит и руки сами стаскивают с него жилет… Кожа Екатерины пылает от внутреннего огня, она желает, она мечется в руках Станислава. Да-да, теперь для нее просто Станислав, и ей все равно, кто он и откуда, только бы не останавливались его мягкие, властные губы, а руки… Что же они так медленно путешествуют по ее уже обнаженному телу?!. Они томят. Они искрами взрывают пробуждающиеся неведомые ощущения, которые она так давно ждала… О нет, таких ласк она не знала! Не знала до сей минуты, что бывает жажда, бывает бешеный, поднимающийся изнутри бурлящим потоком голод: ей мало ласк, ей мало поцелуев! И только желание исследовать тело мужчины приостанавливает, отвлекает Екатерину. Но под новой волной незнакомых, смелых, в чем-то шокирующих ласк, доводящих ее до момента пресыщенности и неги, она стонет, она кусает его и тут же целует, а он перехватывает ее раскрытые губы, и путь к наслаждению начинается вновь. Только голод непознанного наслаждения опять гонит любовные желания вперед, и они тонут, наконец-то тонут в вихре восторга, что поднимает их на вершину наслаждения…