Сахар… (Резник) - страница 114

Глава 16

В этот раз в комнате, напоминающей операционную палату, помимо женщины на кушетке, находились ещё два человека. Анастасия Семёновна – женщина лет сорока – стояла возле столика с инструментами и, потупив взгляд, вертела в руках скальпель. Вторым был анестезиолог Роман, крепкий бородатый мужчина – он сидел, закинув толстые как сардельки ноги на табурет возле изголовья операционного стола. На этих двоих не висели таблички, по которым можно было бы понять, что они криминальные врачи, но атмосфера в помещении без окон, отсутствие медсестёр и разговоры присутствующих говорили сами за себя.

– Мама, я тебе всё объясню, – дрожащим голосом практически пищал взмокший от страха Остап Сергеевич.

– Ты сорвал операцию по пересадке, все уже были готовы, а печень так и не прибыла! – бесновалась седая женщина, с трубками, торчащими из ноздрей.

Под носом эти трубки фиксировал белый прямоугольник лейкопластыря, и тучного мэра даже передёрнуло от возникшей в голове ассоциации: в этот момент женщина походила на фюрера, у которого вдруг поседели усы.

– Если детского органа не будет завтра, тогда убейте этого вашего Павла! – потребовала старуха. – Может, его печень подойдёт.

– Зачем же убивать? – робко возмутилась Анастасия Семёновна. – Нам достаточно взять лишь часть органа этого красавчика, чтобы спасти вас.

– Оспик, заткни, пожалуйста, рот этой тупоголовой курице! Меня аж трясёт от её нелепых высказываний! – Мать Остапа, Виолетта, попыталась приподняться на кушетке, и всё ещё мокрый от перенапряжения мэр рывком бросился подставлять ей подушку под спину.

Потом он покосился на оскорблённую женщину в белом халате и сделал такую физиономию, после которой любому бы расхотелось говорить вообще.

– Конечно, мама, мы убьём его, нам ведь не нужны проблемы с законом. Мёртвый человек всегда лучше живого, потому что он не может ничего рассказать. – На лице уже немного просохшего Остапа Сергеевича появилась злобная самодовольная улыбка, отчего массивный, плавно переходящий в затылок безволосый лоб покрылся тремя крупными и глубокими продольными морщинами.

Пока мать с сыном наслаждались общением друг с другом, двое в белых халатах вышли в коридор, закрыв за собой дверь.

Старый дом на Первомайском проспекте был заброшенным, все квартиры, кроме одной, пустовали. Кое-где из выбитых окон сквозило морозным зимним воздухом. Единственным тёплым местом в этом доме была комната, из которой только что вышли два врача, и находиться долго вне её не хотелось.

– Говори, зачем позвала? – сухо спросил Роман.

– Не понимаю, почему нужно убивать взрослых людей?! – возмущённо заговорила Анастасия Семёновна. – Ведь я работаю в роддоме – там пруд пруди младенцев, которые даже пожить не успели, им всё равно, убьют их или нет. А взрослые люди – сформировавшиеся личности, к тому же, их искать будут. – Она словно рассуждала вслух скороговоркой, дрожа то ли от холода, то ли от какого-то нервного озноба.