Обвела их взглядом, слизнула капельку с губы и добавила:
– Детишки вырастают. А солдаты просто идут на смерть.
Просто. Идут. На смерть.
Каждое слово было гвоздем. А потом дверь внезапно распахнулась, и Эйдолон, без малейшего движения, оказалась на дальней стороне коридора. Она уже делала это прежде: сжимала и спрессовывала время, нарезала секунды ломтиками и глотала. Глотала, как запекшийся красный сок, который не мог быть кровью. Ведь не мог?!
Меллиэль заставила себя спросить:
– То есть мы умрем?
– Как решит королева.
Королева? О королеве упоминалось впервые. Это она послала Иораму корзину с фруктами? Ставшие свидетелями четырнадцать Гнутых Лезвий расплатились жизнью – их мертвые тела раскачивались на виселице у Западных ворот. Наложница императора тоже стала жертвой его ярости: ее изломанное тело замотали в тряпку и выбросили в сточную канаву.
– Когда? – спросила Меллиэль. – Когда она решит?
– Когда вернется. Наслаждайтесь своей плотью и кровью, пока можете, солдатики. Скараб отправилась на охоту. – Она буквально пропела это слово. – На охоту, на охоту…
Свирепая улыбка, и вновь Меллиэль увидела, как ее зубы превращаются в иглы… или нет? Мигающее время. Мигающая реальность. Где истина? Резкий звук, что-то мигнуло – и вот уже дверь заперта, Эйдолон ушла, и…
…и – комната погружена в темноту.
Меллиэль моргнула, вздрогнула от ощущения навалившейся тяжести и осмотрелась. Темнота? Слова Эйдолон отдавались эхом по всему пространству камеры – на охоту, на охоту… Сколько прошло времени, один миг? Почему же в комнате стало темно? Стиван моргал, и Дория, и остальные. Юный Иав, попавший в отряд прямиком из учебного лагеря, отирал слезы ужаса с мальчишеского лица. Слезы, пролившиеся из голубых, голубых глаз.
На охоту, на охоту, на охоту…
Меллиэль бросилась к окну, взмахом крыльев бросила тело как можно глубже в проем и выглянула. Именно то, чего она боялась. Рассвет давно миновал.
Миновал и день. Чернота ночи спрятала покрытое синяками небо, высоко сверкали серпики обеих лун, Нитид и Эллаи. Буреловы все вершили свой неостановимый хоровод, и лунный свет окрашивал серебром кончики их крыльев.
Украденный день истаивал, высыпался из рук последними песчинками, а Меллиэль била дрожь. Охота, звучал в памяти голос Эйдолон. Суждено ли большинству из них умереть здесь? Высосанный плод в руках у стелианки, превратившиеся в иглы зубы. Что это – предупреждение, желание напугать, хитрый трюк? Нет, Меллиэль не поверила Эйдолон, но при воспоминании о плотной мякоти плодов ее замутило.
Возможно, стелианцы действительно принадлежат к роду серафимов. Однако этим связь двух народов и ограничивается. В мыслях Меллиэль фигура загадочной королевы – Скараб? – стала искажаться, превращаясь во что-то кошмарное.