Принимая во внимание новые реалии, полковник Букограй решил создать еще одну зону отчуждения, на расстоянии километра непосредственно от купола. Теперь уже эвакуации подлежали даже те, кто до этого противился отъезду. У многих за прозрачной стеной оставались родные и близкие и раньше они могли переговариваться хотя бы знаками или письменно, теперь же они этого лишились. Некоторые были, по сути, замурованы, не имея возможности выбраться через двери и окна, были обречены находиться в тех отрезках квартир, где их изолировала сначала прозрачная, а теперь черная «стена».
Ближайшие подступы к «черной зоне» перегородили как раз, кстати, подвезенной новомодной колючей проволокой, получившей на военном жаргоне название «бритва», из-за блестящих лепестков лезвий, похожих на половинки безопасных бритв. Новый периметр получился «острым».
Проблем с населением на вновь отчуждаемой территории оказалось меньше, чем предполагалось. «Черный купол» в этом сыграл не последнюю роль. Да и какому здравомыслящему человеку понравится оставаться жить рядом с неизвестной опасностью, когда имеется возможность переждать эту опасность во вполне комфортабельных условиях под защитой армии. Эвакуация проводилась хотя и не так быстро, как хотелось бы, но вполне организованно. Палаточные городки в карантинном секторе росли как грибы.
В ходе эвакуации, совершенно случайно Букограю посчастливилось встретить свою жену. О судьбе ее он не знал, а только мог предполагать, что она вместе с их квартирой оказалась за пределами купола. Жизнь полковника сложилась так, в свои сорок пять с хвостиком лет семьей он обзавелся всего-то семь лет назад. Жену то он заимел, а вот детей у них не было. Правда в «приданное» с супругой досталась ему и ее двенадцатилетняя племянница, родители которой трагически погибли в автомобильной аварии, когда Веронике было всего лет восемь. Букограй весь свой отцовский пыл направил на приемную дочь. Сейчас ей уже было девятнадцать лет, и хотя она уже два года проживала в квартире своих родителей, связи со своими «родичами» она не теряла. Ко времени настоящих событий Вероника должна была находиться в столице, где заканчивала сдавать экзаменационную сессию в Столичном государственном университете, или «хвосты» от нее, Букограй в такие подробности не вникал и очень-то о ее судьбе не беспокоился, оттого, что характер у «дочурки» был волевой и самостоятельный, так сказать «нордический-твердый». Поэтому для полковника было совсем неожиданным известием, когда жена ему сообщила, что Вероника успешно сдав экзамены, вернулась в Ястребовск буквально за день до «эпидемии». То, что с ней все в порядке, и она не бродила по улицам, когда там начался повальный мор, она сообщила тете еще когда функционировала телефонная связь, Букограя не обнадежило. И все дело было в том, что квартира, в которой проживала Вероника, находилась близко к центру города и теперь естественно оказалась «под куполом». Несмотря на то, что полковнику было известно, что население, находящееся в своих квартирах вроде бы, как и не пострадало, и осталось невредимым, если не считать перебоев в водоснабжении и прочем жизненно необходимым, новость эта удовольствия ему совсем не доставила. За жену он теперь был совершенно спокоен, а вот о «дочери» беспокоился несказанно. Внешне он этого ничем не выказывал, но супруга, уже достаточно изучившая его характер за время совместной жизни, это понимала. Видя его загруженность служебной деятельностью, она не стала настаивать на том, чтобы остаться с ним, тем более что Букограй дневал и ночевал при штабе, потому она, как говорится, «на общих основаниях», поселилась в одной из карантинных палаток, чем облегчила полковнику заботы о ее проживании.