Он прошелся по кабинету, подошел к столу, оперся здоровой рукой о зеленое сукно.
— И неслучайно, товарищ Бункити, Коминтерн тогда не рекомендовал вам и вашим товарищам отказаться от курса на вооруженное восстание, заявляя, что решение это — безответственное и несвоевременное. Вовсе неслучайно, товарищ Бункити. В руководство Коминтерна пробрались враги, которые воспользовались тем, что в китайской секции процветали местнические, узкособственнические, даже можно сказать — националистические настроения.
Имамото Бункити слушал Сталина, слегка наклонив голову, исподлобья разглядывая его в упор. Не каждый день бывает такое, чтобы Величайший Вождь Великой страны победившего социализма каялся в своих ошибках. Открыто каялся. Но про себя Бункити решил: все, что он сейчас услышит, умрет вместе с ним. Нет нужды, чтобы кто-нибудь мог усомниться в непогрешимости Великого Красного Вождя…
— Мы не были информированы о том, что членами Коммунистической Партии Японии стали близкие к руководству дзайбацу [147] люди, что в Токио и Иокогаме уже созданы боевые отряды [148], в Осака идут настоящие уличные бои и что, наконец, в рядах коммунистов находится возможный претендент на Императорский престол! Враги, пробравшиеся в руководство Коминтерна, тщательно скрывали эти сведения ото всех — от Советского Правительства, от Советского народа! — твердо проговорил Сталин. — И в том, что Япония встала на путь социализма только теперь, почти нет нашей заслуги, но очень много нашей вины. Очень много нашей вины, товарищ Бункити.
— Как говорят у вас, товарищ Сталин: «Хорошо то, что хорошо заканчивается», — сказал Бункити, торопясь прервать и закончить эту речь. Ему было тяжело слушать и слышать это: ведь так приятно ощущать, что рядом есть кто-то, кто мудр и непогрешим.
Сталин понял чувства японца и чуть усмехнулся в усы:
— Очень верно подмечено, товарищ Бункити, очень верно. Ещё великий поэт Руставели высказывал подобные мысли, а это доказывает, что мудрость не стареет.
Японец благодарно взглянул на Иосифа Виссарионовича, вынул из кармана пиджака пачку «Акино-кику» [149] и собрался уже, было, закурить, когда хозяин кабинета остановил его:
— Товарищ Бункити, это — очень плохой табак… — И с этими словами Сталин протянул ему коробку папирос, — А это — хороший табак. Из Крыма этот табак.
Бункити осторожно взял одну папиросу, чиркнул дешевенькой зажигалкой и с наслаждением выдохнул клуб дыма.
— Спасибо, товарищ Сталин. Я очень давно не курил хороший табак. В тюрьме мы радовались и этой соломе…
— В тюрьме будешь курить то, что добудешь, — со знанием дела подтвердил Сталин.