"Это я всегда успею", — сказал он сам себе и положил рядом оружие, свое единственное спасение.
Глядя то на мрачный простор пустыни, то на голубую вышину неба, солдат грезил о Франции. С наслаждением он вызывал в памяти запах парижских сточных канав, вспоминал городки, через которые когда-то проходил, лица своих товарищей — самые ничтожные детали своей жизни. Очень скоро из марева, дрожавшего над необъятной пустыней, его воображение южанина выткало картину родного Прованса. Понимая опасность этого жестокого миража, он спустился к подножию холма по склону, противоположному тому, к которому подходил прошлой ночью.
С ликованием обнаружил он в огромных обломках гранита, составлявших основание холма, природное углубление, похожее на пещеру. Остатки плетеной подстилки указывали на то, что это укромное место раньше было обитаемо. В нескольких шагах от пещеры росли пальмы, увешанные финиками. Инстинкт, привязывающий нас к жизни, снова очнулся в его сердце. В нем вспыхнула надежда, что он проживет достаточно долго, чтобы дождаться проходящих мимо магрибцев, или, быть может, услышать грохот орудий, ибо в этот самый момент
Бонапарт пересекал границу Египта.
Эти мысли вернули его к жизни. Он натряс немного фиников с пальмы, которая, казалось, гнулась от груза спелых плодов и попробовал эту нежданную манну небесную. Приятная на вкус, свежая мякоть фиников говорила о том, что его предшественник ухаживал за деревьями. Внезапно недавнее беспросветное отчаяние солдата сменилось граничащей с помешательством радостью. Он снова поднялся на вершину холма, и всю оставшуюся часть дня рубил лишенное плодов пальмовое дерево, служившее ему укрытием прошлой ночью. Смутные воспоминания заставили его задуматься о диких животных пустыни, которые могли прийти на водопой к источнику, журчащему между камней у подножия холма. Он решил оградить себя от их непрошенного визита и забаррикадировать вход в свое убежище.
Несмотря на все его упорство и усилия, придаваемые ему страхом быть сожранным во сне, он не смог разрубить пальму на части, но ему удалось ее повалить. Когда под вечер королева пустыни рухнула, звук от ее падения разнесся далеко вокруг, словно вздох самого Одиночества. Солдат вздрогнул, услышав в нем голос, пророчащий несчастье. Но подобно наследнику, недолго оплакивающему своего умершего родственника, он оборвал с верхушки гордого дерева широкие зеленые листья, его поэтичное украшение, и пустил их на починку старой подстилки, на которой собирался провести ночь. Утомленный жарой и работой, он уснул под красной крышей темной пещеры.