Исчезла девочка, «измененная Дождевыми чащобами». На нее смотрела Старшая с узким лицом, черты которого подчеркивали красивые синие чешуйки. В проборе ее влажных волос, гладких и черных, тоже видна была мелкая синяя чешуя. Она подняла руку, чтобы прикоснуться к своему лицу, убедиться в том, что это действительно ее собственное отражение – и была потрясена густо-синим цветом своих когтей и серебряному узору, который подобно плетям дикой лозы бежал по тыльной стороне кисти от кончика каждого пальца и уходил к локтю. Она была уверена в том, что до купания в ванне ничего этого не было.
Она все еще взирала на себя, когда ее отвлек Рапскаль.
– Тебе еще больше понравится то, что оказалось вон там. Девичья одежда. Вещи Старших, как то платье, что у Элис. Красивые. Серебряные, синие и зеленые, твои цвета. И туфельки из такого же материала, только более плотного.
– Дай посмотреть! – потребовала она.
Он повернулся к ней от полок, оказавшихся за узкой дверью, расправляя в руках мерцающий наряд, зеленый и синий. У Тимары быстро забилось сердце.
Рапскаль широко ей улыбался.
– Тут их масса. Ты сможешь поделиться. Если они придутся кому-нибудь впору.
Она пролезла мимо него, запуская пальцы в стопку сложенной одежды. Серебряная, как быстрая река, зеленая… зеленее Фенте. Синяя, как Синтара. Она задохнулась от радостного волнения.
– Эй! Обернись назад! – потребовал Рапскаль.
Она послушалась и обнаружила, что он поднес к ней развернутое зеркало.
– Как тебе нравятся твои крылья? – спросил он, и замолчал, увидев отразившееся на ее лице потрясение.
Слезы навернулись у нее на глаза, губы задрожали. Она не могла говорить.
– Они тебе не нравятся? – возмутился он изумленно.
Тимара была потрясена еще сильнее, чем он.
– Рапскаль! Я красивая!
– Так я же тебе говорил! – теперь он был явно обижен тем, что она усомнилась в его искренности.
Вернувшись к секретеру, Рапскаль положил зеркало обратно. Он посмотрел на Тимару, и тут же отвел взгляд, словно ему рядом с ней вдруг стало неуютно. Чтобы чем-то заняться, он прошел к каменной кровати.
– Странно, – проговорил он и сел на нее, и тут же с испуганным криком вскочил. – Она меня схватила! – воскликнул он.
Они оба изумленно взирали на тающий отпечаток его задницы. Прямо у них на глазах поверхность кровати снова становилась ровной и пустой. Он осторожно положил на нее руку и надавил. Его рука чуть погрузилась внутрь.
– Выглядит как камень, но становится мягкой, когда надавишь. И она теплая. – Он сел, а потом откинулся на спину. – Клянусь милосердием Са! Я никогда на таком не спал. Подойди, пощупай.