И все друзья Геста это знали.
У нее скрутило живот, а в горле встал ком. Как она могла быть такой слепой, такой тупой? Такой невежественной, такой блаженно наивной? Как она могла долгие годы не замечать его странного поведения в супружеской постели, жить с его злобным ехидством и открытым пренебрежением? У нее был только один ответ на эти вопросы: она была дурой. Дурой, дурой, ду…
– Прекрати! – Лефтрин поймал ее руку и мягко встряхнул. При этом он еще и головой укоризненно покачал. – Ненавижу, когда ты вот так уходишь в себя. Ты щуришь глаза, скрипишь зубами – и я прекрасно знаю, что происходит у тебя в голове. Перестань себя винить. Тебя обманули и ранили. Ты не должна принимать этот груз на себя. Виноват тот, кто совершил проступок, а не тот, кому он причинил зло.
Она вздохнула, но тяжесть на ее сердце осталась.
– Ты ведь знаешь поговорку, Лефтрин: «Обманул меня раз – стыдно тебе. Обманул меня второй – стыдно мне». Ну, а он обманул меня тысячу раз, и я не сомневаюсь, что многие свидетели этого получали удовольствие. Я вообще не хочу возвращаться в Удачный. Никогда. Я не хочу видеть тех, с кем я была там знакома, и гадать, кто из них знал, что я дура, и не говорил мне.
– Хватит! – решительно сказал Лефтрин, но голос его был мягким. – Уже начинает темнеть, и я чувствую приближение настоящего шторма. Пора переправляться на наш берег.
Элис выглянула на улицу.
– Мне не хотелось бы оказаться на этом берегу после наступления темноты, – согласилась она и посмотрела прямо на него, ожидая, что он что-то добавит, но он молчал. Элис не стала больше ничего говорить. Бывали моменты, когда она понимала: при всей их близости он по-прежнему остается жителем Дождевых чащоб, тогда как она выросла в Удачном. Существуют вещи, о которых он не говорит. Однако она вдруг решила, что это нечто такое, что нельзя не обсудить. Откашлявшись, она проговорила: – Ближе к ночи голоса, похоже, становятся громче.
Лефтрин встретился с ней взглядом.
– Это так.
Он подошел к двери и осторожно выглянул, словно проверяя, нет ли там какой-то опасности. От этого простого действия у нее мороз пробежал по коже. Неужели он ожидал что-то увидеть? Или кого-то? Он негромко сказал:
– Точно так же бывает в некоторых местах в Трехоге и Кассарике. Я имею в виду похороненные развалины, а не города на деревьях. Но их не темнота вызывает. По-моему, это бывает, когда ты один или чувствуешь себя одиноким. Становишься более уязвимым. В Кельсингре это проявляется сильнее, чем я раньше ощущал. Но в этом районе, где жили простые люди, это не так тяжело. В тех кварталах города, где здания величественные, а улицы такие широкие, я слышу шепот почти все время. Негромкий, но постоянный. Лучше всего просто не обращать на него внимания. Не позволяй себе на нем сосредоточиваться.