– Какого черта, Лайам! Что ты себе позволяешь?! Кто тебя за язык тянул? Я же деньги зарабатываю! Эти люди только что выложили за картины миллион долларов наличными, и мне плевать, что ты думаешь по поводу их приобретений. Мог бы хотя бы притвориться, что тебе нравятся эти работы. – Она кипела. – И как ты вообще смеешь вваливаться сюда, когда у меня встреча? Это мой бизнес, а не моя спальня. Совсем голову потерял? Или это твое обычное поведение?! – Лайам только что выкинул номер, какого она больше всего и опасалась. Выставил ее в глупейшем свете перед солидными клиентами и делает вид, что ничего не произошло! В этом весь Лайам! Никто, видите ли, не может ему диктовать, как себя вести. Никакие правила и нормы для него не существуют!
– В том, что касается искусства, я всегда говорю правду, – как ни в чем не бывало объявил он, растянувшись на диване. – Я никогда не стану врать. И я еще был вежлив. Я сказал: «Ничего особенного», – а мог бы сказать, что это дерьмо, а не живопись. Это картины из очень неудачного периода, у этого художника есть куда более достойные вещи.
– Лайам, мне это прекрасно известно, но они выбрали именно эти картины, и я их им добыла. Я восемь месяцев вела переговоры с голландским торговцем, а ты чуть не загубил всю сделку. А кроме того, ты не можешь входить ко мне и, как у себя дома, наливать себе выпить, когда у меня встреча. Мог бы проявить хоть каплю уважения!
– Ты тоже, – обиделся он. – Считаешь, ты тут царь и бог. Я ничуть не хуже этих твоих снобов! Думаешь, раз к тебе явился какой-то толстосум, об меня можно ноги вытирать?
– Вот именно. Эти толстосумы – мой хлеб. И моих детей тоже. И если ты хочешь находиться здесь, когда я перед ними выплясываю, изволь выплясывать тоже.
– Еще чего! Я не твой подчиненный, Саша. Я здесь не работаю. И если я твой мужчина, то будь добра с этим считаться.
– Тогда и ты не выпендривайся. Это моя галерея, здесь люди работают, а не только чаи распивают. А ты вваливаешься, наливаешь себе рюмку. Это тебе не кафе, и я не твоя подружка на один вечер!
– Это все чушь! От тебя только требуется сказать им, что я один из ваших художников. Больше им ничего знать не положено. Я не собираюсь выхаживать перед ними в костюме и распивать чаи только потому, что ты продаешь им две дерьмовые картины, которые вообще не надо было продавать. Если они выбрали это дерьмо – раскрой им глаза, объясни, что к чему, предложи что-нибудь достойное и сдери больше денег. Но эти две работы никуда не годятся, и ты это знаешь. Что касается моей одежды, то с ней все в порядке – на мне есть и носки, и трусы. Тебе этого должно быть достаточно. Не рассчитывай, что я стану теперь ходить в костюме, как дрессированная обезьянка.