Карл Кош-Кохель арестован и расстрелян в 1948 году.
Остальная информация оказалась засекреченной.
— И это все? — разочаровано подумал Дмитрий, пробежав глазами листок еще раз, — Если все умерли, то кому понадобились его картины? А может дело не в картинах? Тогда в чем?
Он закрыл глаза, откинулся на спинку водительского сидения и, вытащив из ворота, цепочку с маленьким крестиком, покрутил его между пальцев и мысленно произнес:
— Если я не распутаю это дело, то, как посмотрю в глаза Мите и Геле. Ох, Геленька, помоги мне.
Шел седьмой месяц блокады Ленинграда. Больных было много, свободных мест в госпитале уже не оставалось. В инфекционном отделении больные лежали рядом с умершими, которых не успевали уносить.
По коридору сновали санитарки в белых халатах, старшая медсестра раздавала указания хмурым пожилым мужчинам с носилками:
— Из третьей заберете двоих, из пятой еще одного.
До нее доносился громкий разговор из-за одной запертых дверей. Вслушиваться она не стала, времени на это не было.
— Я хирург, понимаете хирург, — доносился из кабинета главного врача возмущенный мужской голос, — я не инфекционист, не терапевт. Отправьте меня на фронт, там я большую пользу принесу, чем здесь.
— Дорогой, мой, Николай Сергеевич, — устало ответил ему второй мужской голос, — Вы, прежде всего врач, а у нас и так специалистов не хватает. Поэтому мы все делаем одно общее дело — спасаем наших пациентов. Ну, хорошо, — выдохнул усталый голос, — еще пару месяцев, а там посмотрим.
Дверь резко распахнулась и из кабинета стремительно вышел среднего роста жилистый мужчина тридцати с небольшим лет в белом халате и шапочке. Широко шагая, он быстро шел по коридору. На пороге третьей палаты, где лежали больные сыпным тифом, в его рукав вцепилась девочка-подросток лет двенадцати или тринадцати:
— Доктор, пожалуйста, спасите мою маму, — молила она, — она умирает!
— Что ты тут делаешь?! — возмутился он, — Уходи сейчас же, здесь заразные больные.
— Пожалуйста, помогите ей! — не отпускала его девочка.
— Я делаю все, что могу, — отмахнулся он и добавил, чуть мягче, — Иди домой!
Девочка не уходила, она сняла и трясущимися руками развязала свой заплечный мешок.
— Вот, — показала она ему содержимое, — у меня есть продукты, я отблагодарю. Только вылечите маму.
Доктор посмотрел на лежащее в мешке продовольствие, глаза его сузились и он процедил сквозь зубы:
— Немедленно убирайся и никому никогда не показывай то, что лежит в твоем мешке! Настя! — уже крикнул он находившейся неподалеку медсестре, — выведи посторонних, не место здесь детям!