Мы снова торопливо нацепили наушники и прислушались к продолжению разговора.
— Совсем ты распсиховался, — сказала Женя.
— Вертелся тут, что-то вынюхивал…
— Но это же ребенок!
— Что ты пристала! — Мужчина был рассержен не на шутку. — Какое тебе дело до этого щенка?
— Не в нем дело! — Она тоже понизила голос. — Кто тебе звонил? Это после звонка тебя так разобрало, что ты даже на ребенка набросился!
— Какое тебе дело, кто мне звонил?
— Знаешь, что я тебе скажу, — женский голос стал тише и жестче, — не держи меня за дуру! Я тут кое-что разузнала по своим каналам…
— Какие это у тебя каналы? — прервал ее мужчина с насмешливым презрением. — Кухарки и лакеи?
— А ты не говори о них с таким презрением! — прошипела она, как разозленная кобра. — Прислуге зачастую известно очень многое! И вообще — хорошо смеется тот, кто смеется без последствий! Так вот, я разузнала, что представляют собой эти бумаги…
— Ну-ну, — проговорил мужчина с деланым безразличием, но даже нам было слышно напряжение и недовольство в его голосе.
— Что они представляют собой и сколько они могут стоить… так что, дорогой мой, не думай, что тебе удастся получить их на халяву!
— Ничего себе — на халяву! Мы с тобой договорились об оплате, это очень хорошие деньги…
— Для кого-то, конечно, двадцать штук баксов — очень хорошие деньги, — перебила девица своего собеседника, — но на самом деле эти чертовы бумаги стоят десятки миллионов!
— Но постой, не думаешь же ты…
— Нет, это ты постой! — Женя снова повысила голос, в котором зазвенели нервные, истеричные ноты. — Не думаешь же ты, что теперь я отдам тебе все даром? Я рисковала своей шкурой ради этих бумаг! Я, а не ты! Это я пряталась у него в квартире…
— Ты рисковала по единственной причине, — насмешливо возразил мужчина. — Чтобы отомстить своему ненаглядному Стасу и в особенности его невесте, чтобы сорвать их свадьбу…
— А вот это, дорогой, тебя совершенно не касается! Это мое личное дело, а мы сейчас говорим о документах, которые у меня есть и которые ты очень хочешь заполучить. А если хочешь — плати!
В голосе Жени звучала такая болезненная нервная злость, что мне даже показалось, что наушник микрофона раскалился и обжигает мое ухо.
— Тихо! — прошипел мужчина. — Ты можешь держать себя в руках? На нас уже оглядываются!
— А ты не зли меня! Ты это делаешь нарочно!
— Разве я отказываюсь платить? Мне казалось, мы с тобой обо всем договорились…
— Ни хрена мы не договорились! Ты хочешь заплатить мне копейки за бумаги, которые стоят многие миллионы…
— Ну не кипятись. — Голос мужчины звучал миролюбиво, и он ласково погладил свою собеседницу по плечу. Если бы я только что не видела в его руке шприц, я могла бы, наверное, поверить в его благие намерения, но она раздраженно сбросила с плеча его руку.