Его глаза были ясны, и она наклонилась, чтобы заглянуть в них, ожидая увидеть ненависть, привычную на лицах пленников, но во взгляде Евгенидиса не было ничего, кроме боли и странного выражения, которому она не могла подыскать названия.
— Пожалуйста, — прошептал он. Его голос звучал тихо, но внятно. — Не мучайте меня больше.
Аттолия отпрянула. Когда-то давно, еще ребенком, она в ярости отбросила в сторону туфлю и сбила с подставки амфору с ароматическим маслом. Это была ее любимая амфора. Она разбилась, и запах масла задержался в ее волосах на несколько дней. Она снова вспомнила этот запах, хотя не понимала, откуда ему взяться в этом вонючем загоне.
Она снова склонилась над Евгенидисом, желая убедиться, что ее наказание оказалось эффективным.
— Евгенидис, — спросила она, — что ты можешь украсть одной рукой?
— Ничего, — ответил он безнадежно.
Аттолия кивнула. Эддис должна была дважды подумать, прежде чем рисковать своим фаворитом. Он был очень молод, поняла она. Она не приняла во внимание его возраст, и напомнила себе, что годы не имеют значения. Важна была только угроза, которую он собой представлял. Тем не менее, наблюдая, как он корчится на полу, царица слегка удивилась тому, что Эддис посмела рисковать жизнью такого юного человека. Впрочем, Эддис сама была ненамного старше. Будучи немногим старше царицы Эддиса, Аттолия чувствовала себя более опытной правительницей. Она повернулась к надзирателю.
— Я приказала врачу осмотреть его.
— Он это сделал, Ваше Величество.
— Укусы на ногах воспалились. — она указала пальцем на вспухшую и покрасневшую кожу в прорехах штанов.
Тюремщик смотрел настороженно.
— Он проверил ожоги, как вы и приказали, Ваше Величество.
— Только ожоги?
— Да, Ваше Величество. В соответствии с вашим приказом, Ваше Величество.
Аттолия раздраженно вздохнула. Глупо сердиться на дураков.
— Если я не хочу, чтобы он умер от одной раны, почему я могу желать, чтобы он заболел от собачьих укусов?
— Простите, Ваше Величество.
— Ты будешь разжалован. — она повернулась к сопровождавшему ее капитану гвардии. — Доставьте вора в Эддис, пока он не умер.
Она вышла из камеры и поднялась вверх по длинной лестнице в свои личные покои. Она миновала кабинет, гостиную и вошла в спальню, отослала многочисленных служанок и долго сидела в кресле, глядя на море, освещенное последними лучами заходящего солнца. Она изгнала из мыслей образ вора, лежавшего на сыром полу камеры, но не могла не думать о своей любимой амфоре и запахе пролитого масла.