Чистильщики – карающая рука бога. Это монахи, которые ревностно защищают религиозные догматы, нещадно борясь с ересью. Их, словно псов, обучают вынюхивать признаки отступничества и сговора с сатаной. И нет для них преград: монахам в черных рясах с красной каймой обязан подчиняться каждый житель Божьих Земель. Для них все двери открыты, кроме одной: чистильщик никогда не может стать настоятелем храма.
Охранники разом вскочили с мест. Буй, звякнув бутылкой, запихал сумку с едой за лавочку. Кулл, заглушая звон, выкрикнул приветствие и доложил по всей форме об отсутствии происшествий. На них никто не посмотрел. Филипп направился сразу к третьей камере. Свет фонаря на мгновение осветил черную козлиную бородку, длинный тонкий нос, похожий на наконечник копья, сжатые губы-нитки и маленькие, глубоко посаженные воспаленные глаза.
- Здравствуй, сын мой! - тихим монотонным голосом сказал он.
Охотник-панголин уже стоял, обхватив руками прутья решетки – подбородок чуть заметно подрагивал, а широко раскрытые глаза умоляюще искали поддержку и спасение.
- Облегчишь ли ты, брат Грэм, свою ношу сегодня? – продолжил чистильщик. - Покаешься ли в грехе своем? Поведаешь ли Церкви о замысле дьявольском? Не утаишь ли истины? Миронос простит тебя, отпустит грех и примет в царствие Свое.
- Верой и правдой служу Мироносу, Спасителю нашему, - крестясь и кланяясь, проговорил пленник.
Монах кивнул:
- Ведите его наверх.
- Ко мне! – крикнул сержант.
За дверью лязгнул металл, и в дверь ввалилось двое громил, закованных в тяжелые латы. На серых плащах чернели кресты, с перекладиной в форме полумесяца, уголками смотрящего вниз. Они больше напоминали двуручные мечи за спиной, чем церковные символы. Такие плащи носили внутренние войска, поддерживающие порядок в городах – служба, хоть и была опасной, все же считалась почетной среди военных и больше оплачивалась. Да и гораздо интереснее патрулировать город или охранять важного церковника, чем сидеть в вонючем подземелье среди заключенных, тараканов и вшей. Буй и Кулл втайне завидовали солдатам, но вслух ничего не говорили даже друг другу. Сомневаться в указании Церкви, значило сомневаться в истинности самой Церкви. А это уже было смертным грехом, расплата за который могла настигнуть еще при земном существовании души.
Громилы отработанными движениями заковали пленника в кандалы и, пиная, выволокли из камеры. Заключенный пытался идти сам, но его сбивали с ног и тащили за руки. Он только тихо стонал после каждого удара. Солдаты протянули Грэма по коридору и исчезли в темном проеме. Оттуда вылетели новые звуки ударов и ответные стоны.