Глаза Мэгги наполнились слезами:
— Ты же знаешь, что ее ненависть — всего лишь видимость. Она любит тебя. Ты хороший отец.
— Нет, плохой. И не чувствуй себя виноватой из-за этого. Это моя вина. — Он подошел к двери и, остановившись, повторил: — Моя.
Мэгги спустилась в кабинет Алекса. Дверь была приоткрыта, но она все же тихонько постучала.
— Могу я войти на минуту? — спросила она, заглянув.
Алекс стоял и смотрел в окно.
— Ты собираешься рассказать мне, каким надо быть отцом?
— Нет.
Он повернулся и жестом пригласил ее войти.
— Что-то не верится, но все же входи. Садись.
Она села.
— Я хочу рассказать тебе о том, каким не надо быть отцом. Рассказать о моем отце.
Он присел на краешек стола и внимательно посмотрел на нее:
— Пожалуйста, продолжай.
— Останови меня, если я буду говорить о том, о чем тебе уже доложили, — сказала Мэгги с улыбкой и набрала воздуху в легкие. — Когда я была маленькая, примерно в возрасте Кэт, у моего отца была одна из самых процветающих инвестиционных фирм в Англии. Мы жили в роскошном доме в северной части Лондона, не таком большом, как этот, но похожем. Как у Кэт, у меня было такое множество нянь, что я в конце концов даже не пыталась запомнить их имена. Как и мои родители, называла просто «няня».
Алекс ничего не говорил, но взгляд его явно потеплел.
Мэгги провела по волосам дрожащей рукой.
— Моя мама старалась, но была настолько занята своими обязанностями жены, что едва ли могла уделять мне много времени.
— А отец?
Мэгги вздохнула.
— Отец был слишком занят, чтобы интересоваться собственным ребенком. Кроме тех моментов, когда ему нужен был имидж семейного человека на приемах. Все остальное время его не существовало в моей жизни, а меня — в его. Когда мне исполнилось шесть, он отправил меня в частную закрытую школу на север. После этого я видела своих родителей неделю на Рождество и месяц летом. Вот и все.
— Это кое-что объясняет. В частности, почему тебе так хочется, чтобы мы с Кэт были ближе.
— Я всю жизнь пытаюсь в душе примириться со своим отцом. Нельзя до конца понять чужой боли, не испытав подобной. Можно всю жизнь удивляться тому, что другие воспринимают как нечто естественное, — родительской любви.
— Кэт знает, что я люблю ее.
— Возможно, знает. А должна чувствовать эту любовь.
Алекс встал и вернулся к окну.
— Почему ты стала работать у меня? Твоя семья, очевидно, богата.
— Была, — сказала она. — Была богата.
Он взглянул на нее:
— Могу я спросить, что случилось?
— Когда мне исполнилось восемь, деловой партнер отца привел фирму к разорению и сбежал, захватив с собой всю наличность. У нас не осталось ничего. Нам пришлось продать машины, дом, все остальное и переехать в маленький домишко на севере страны.