Феллоу разлегся на животе у самой двери, раскинув лапки; его шелковистая светлая шерсть сливалась с ковром. Анна рассеянно взглянула на него; затем уселась, как амазонка, на ручку вращающегося кресла, в котором Антуан три раза в неделю изрекал приговоры. Она на минуту представила себя на его месте и испытала при этом мимолетное удовольствие; это был как бы реванш за то, что он отводил ей слишком ограниченное место в своей жизни.
Она вытащила из портфеля блокнот с именным штампом на каждой странице, которым Антуан пользовался, выписывая рецепты, и, вынув из сумочки вечное перо, стала писать:
«Тони, любимый! Я могла выдержать без тебя только пять дней. Сегодня утром вскочила в первый попавшийся поезд. Сейчас четыре часа. Отправляюсь в наше гнездышко и буду ждать, пока кончится твой трудовой день. Приходи ко мне, Тони, приходи скорей!
А.
Я захвачу по дороге все, что нам нужно для ужина, чтобы уж больше не выходить».
Анна достала конверт и позвонила.
Появился Леон. Он уже успел облачиться в свою ливрею. Приласкав собачку, он подошел к Анне.
Примостившись на ручке кресла, она болтала ногой, смачивая языком клей на конверте. У нее была красивая форма рта, массивный, но подвижной язык. В комнате пахло духами, которыми была пропитана ее одежда. Анна уловила огонек, вспыхнувший во взгляде слуги, и безмолвно улыбнулась.
— На, — сказала она, резким движением бросая письмо на стол, при этом браслеты на ее руке зазвенели. — Пожалуйста, передай ему это, как только он поднимется наверх. Хорошо?
Она иногда говорила слуге «ты» в отсутствие Антуана, это у нее выходило так естественно, что Леон нисколько не удивлялся. Их связывало тайное и молчаливое соглашение. Когда Анна заезжала за Антуаном, чтобы увезти его обедать, а он заставлял себя ждать, она охотно болтала с Леоном; в его присутствии она словно дышала родным воздухом. Впрочем, он не злоупотреблял этой фамильярностью, разве что иногда позволял себе вольность во время этих разговоров с глазу на глаз не называть ее в третьем лице «сударыня»; а когда она давала ему на чай, он был доволен, что может поблагодарить ее, только подмигнув ей и не тая в сердце ни малейшей классовой ненависти.
Анна вытянула ногу, подняла край юбки, чтоб поправить шелковый чулок, и соскочила с кресла.
— Я удираю, Леон. Куда вы дели мой зонтик?
Чтобы найти такси, проще всего было пройти по улице Святых Отцов до бульвара. На улице почти никого не было. Навстречу Анне попался какой-то молодой человек. Они обменялись равнодушным взглядом, не подозревая того, что им уже пришлось однажды встретиться в довольно знаменательный день. Но разве могли они узнать друг друга? Жак за последние четыре года сильно изменился; этот коренастый мужчина с озабоченным лицом ни внешностью, ни походкой не напоминал прежнего юнца, который в свое время ездил в Турень, чтобы присутствовать на свадьбе Анны с Симоном де Батенкур. И несмотря на то, что во время этого странного обряда он с любопытством наблюдал за новобрачной, Жак, в свою очередь, не мог бы узнать в этой накрашенной парижанке, — чье лицо, кроме того, было наполовину скрыто от него зонтиком, — задорную вдовушку, выходившую когда-то замуж за его приятеля Симона.