Стволы ив изогнуты столетними ветрами, завязаны в узлы и высушены солнцем. Они низко нависают над омутами и зарослями хвоща и стрелолистника. В засохших лишаях на ивовой коре живут тысячи красных божьих коровок. Они падают при каждом порыве ветра на листья кувшинок в темную воду, где тихо ходят стаи голубых го-ловлей.
А ночью на Прорве особенно темно от ив, звезды не могут прорваться сквозь их густую листву, и только на далеком берегу, за озером Хотец, дымят костры – там мальчики стерегут лошадей, согнанных в ночное. Среди ночи над лесами разгорается мутный, тяжелый пожар: подымается луна, и ее багровый свет обнаруживает на небе гряды редких и неподвижных облаков.
Тишина стоит под шатрами ив – не слышно даже плеска воды о прибрежные корни, – тишина такая глубокая, что первая капля дождя, если он начинается ночью, бьет о полотнище палатки, как отвесный камень.
Изредка где-то в гуще ночи прокричит на Оке пароход, и если долго прислушиваться, то можно услышать тяжелый плеск пароходных колее.
В деревнях за Окой: в Окоемове, Богослове, Новоселках – все спит, нет огней, и только по многоголосому крику петухов можно догадаться, что где-то недалеко есть человеческое жилье.
На Прорве живет паромщик Степан – одноглазый сердитый старик, враль и корзинщик. Весь день он сидит у воды и плетет кошелки из ивовых прутьев, окруженный острым и терпким запахом молодой ивовой коры.
Если подвернется прохожий человек, то Степан, раньше чем перевезти его через Прорву, расскажет несколько баснословных историй о том, что Прорва соединяется с морем подземной трубой и что в Прорве живет щука с телячьей мордой.
Но так как прохожих людей мало, то Степан весь день бормочет и спорит сам с собой.
– Не-е-ет, милай, – говорит он хитро и сплевывает вводу, – как ты ни чеши языком, а колхоз не умреть! Нет ему нужды помирать: он навеки поставлен. Не умреть!
С бабами Степан разговаривает коротко и сурово.
– Надысь, – жалуется баба, – натерпелась я страху. Иду из Рязани по-над Окой, а на берегу лежат голые отдыхающие, калятся на солнце. Нешто можно!
– На пясках? – строго спрашивает Степан.
– Чего?
– На пясках лежат, спрашиваю?
– Известно, на пясках.
– На пясках можно, – коротко решает Степан, и баба успокаивается.
Когда Степану надоедают разговоры с самим собой и с бестолковыми бабами, он удит с парома рыбу и плюет на червей так громко, что нам слышно в зарослях за поворотом. Мы смеемся.
Прорва – государство ив и прибрежных зарослей. Старица – целый мир водяных растений. Старица у берегов густо заросла кувшинкой. Нужно долго пробиваться на челноке сквозь упругие заросли, чтобы попасть на чистую воду.