А барабан лебедки вращается, наматывая трос.
У пулемета на ближайшей огневой площадке сидел какой-то матрос и тоже стрелял по кораблю – по иллюминаторам, корпусам охладителей, по застекленной рубке.
Егоров, держась левой рукой за поручень, чтобы не скатиться по наклонной палубе вниз, выстрелил в сторону пулеметчика, но как раз в этот момент мимо журналиста пролетел железный ящик, в котором техники держали инструмент. Пуля ударила в станину пулемета, выбив искру, пулеметчик обернулся, увидел Егорова, что-то крикнул и стал разворачивать пулемет в его сторону.
Егоров выстрелил снова, на этот раз точно. Пулеметчик взмахнул руками, сполз с сиденья и повис, зацепившись ногой за поручень.
На палубу запрыгнул негр. За ним – следующий. Оба упали и покатились по наклоненной галерее.
– Сукин сын Макги! – прорычал Конвей, еще двумя выстрелами сбив с поручней влезающих на них негров. – Но меня надолго не хватит… Как бы его…
Голова Макги вдруг разлетелась в клочья, словно в ней взорвался снаряд.
– Это «Гнев Господень», – крикнул поднявшийся на галерею Дежон. – Проснулся, старый хрен…
Снова громыхнул «Гнев», пуля ударила в барабан, и следующая. И следующая, в стороны летели клочья, но трос все еще держался. Дежон перепрыгнул через ограждение, ловко, словно заправский гимнаст пробежал по растяжке от галереи до пулеметной площадки, и вскочил на нее. Развернул пулемет, усевшись на место стрелка, и открыл огонь вниз, под днище технической галереи.
Егоров замер, глядя на то, как пули винтовки бура бьют по канату. Выстрел, еще выстрел…
Момент, когда канат, наконец, разорвался, Егоров не увидел – почувствовал. Корабль резко дернулся, выровнялся, потом, словно гигантские качели, наклонился в обратную сторону. Егоров схватился за поручень, выронил пистолет, вцепился свободной рукой в одежду американца, который потерял равновесие и чуть не вылетел за борт.
«Борей» мотало, словно лодку в шторм, но он стремительно набирал высоту. Егоров посмотрел на альтметр, висевший на переборке неподалеку – двести футов, двести пятьдесят, триста…
Пулемет замолчал, потом снова начал стрелять. Дежон что-то выкрикивал, но что именно – разобрать было невозможно. Он стрелял и стрелял, очищая корабль от все еще держащихся на веревках негров.
С десяток чернокожих сумели подняться на корабль, но их быстро уничтожили морские пехотинцы.
«Борей» висел неподвижно – ветер стих, наступил полный штиль. Внизу под кораблем бушевала черная толпа.
Конвей попытался свернуть сигарету, у него ничего не получалось, табак сыпался на палубу, но американец упрямо лез за очередной щепоткой табака, снова сыпал его мимо листка папиросной бумаги…