– К повороту! – рявкнул легендарный капитан легендарного корабля (хотя сам он еще об этом даже не догадывался): – Наводи под корму! Во-о-озвышение…
– Три! – тут же перебил его звонкий голос бывшего студента Коновницина, исполняющего обязанности артиллеристского расчетчика (у князя Трубецкого были свои представления насчет того, какие должности вводить в штаты этого необычного корабля). Вот ведь шустрый шпак – ну никакого понятия о субординации.
– Три, – продублировал Поспелов, – правым, по готовности – огонь!
«Аляска», уже вставшая на циркуляцию, еще пару мгновений продолжала идти, мелко сотрясаясь всем своим корпусом от работы паровой машины, а затем…
«Да-дах!» – и почти сразу же: – «А-а-дах!»
Лейтенант Поспелов сердито выругался. Ну он же сказал – правым! Опять эти гражданские шпаки все портят…
Адмирал Гамелен молча смотрел на три громадных костра, пылающих на водной глади Камышовой бухты. Нет, его кулаки больше не были стиснуты так, что побелели пальцы. И он больше не скрежетал зубами. Все эти проявления эмоций кончились еще час назад, когда, после долгого пожара, с оглушительным грохотом взорвался гордость французского флота, его флагман – летящий над волнами красавец «Наполеон». А эти три костра были всего лишь догорающими транспортами. Хотя два из них сгорали вместе со всем своим грузом, поскольку их пока так и не успели разгрузить… Все-таки Камышовая бухта была не слишком приспособлена для перевалки такого грузового потока, который требовался для снабжения столь большой армии. Но это – не его проблемы. Пусть с этим разбираются снабженцы. И уж тем более, с тем, что творится на берегу. В конце концов, это берег, и горящие склады – абсолютно не его компетенция. Ему же сейчас требовалось понять, как один, вы только вдумайтесь, всего один корабль, да еще столь маленький и… чего уж там, уродливый, смог устроить такой страшный разгром. Четыре боевых корабля, вы только вдумайтесь – четыре! Чего уж тут жалеть о каких-то транспортах… Причем два из них – новейшие могучие винтовые линкоры, а еще один – вполне современный пароходофрегат, мужественно подошедший вплотную к тому уродцу и попытавшийся его сначала расстрелять, а затем даже и протаранить. И ведь были же попадания, были! Гамелен лично наблюдал в подзорную трубу, как ядра бьют в эту странную, похожую на кастрюлю конструкцию на палубе этого уродца, в которой были установлены две его чудовищные пушки. А разрывы снарядов бомбических пушек были видны даже невооруженным глазом. И мачту у него удалось сбить. Да и от его трубы так же остался всего лишь жалкий обрубок. Но этот уродец продолжал стрелять и маневрировать как ни в чем не бывало, раз за разом разряжая свои крупнокалиберные монстры в корму и борта французских кораблей и судов. А потом повернулся и ушел… И кто посмеет обвинить Гамелена в том, что он приказал вывесить сигнал «Спасаться каждому по возможности»! А как еще он мог бы спасти хотя бы часть флота, столкнувшегося с такой неожиданной и непонятной угрозой?