Когда она остановилась между ними, осторожно покачивая спящего мальчика, у Гриффина неожиданно защемило сердце. Ощущение было новым, необычным, и мужчина недовольно нахмурился.
Он давно отказался от нежных эмоций, усвоив, что от них бывает только вред. Насколько ему известно, симпатия — худшая из эмоций. Она напоминала о жалости. Преданность — вот что он понимал, ценил и всячески старался поддерживать в своих людях. Он заботился о них, был внимателен к их нуждам. Но ему не нужно было чувствовать к ним привязанность. Требовалось лишь понимать их, обеспечивать всем необходимым и требовать от них преданности. Эта философия служила верой и правдой уже много лет, и он не собирался ничего менять.
Однако этот брошенный малыш что-то изменил в душе Гриффина, напомнил о вещах, о которых он уже давно забыл. О которых лучше и не вспоминать.
— У него есть имя? — тихо спросил Доминик, отогнув уголок одеяла, чтобы рассмотреть личико спящего крошки. Мэдлин тоже опустила глаза, и ее губы изогнулись в нежной улыбке. Ее глаза светились любовью, и впервые это чувство не имело ничего общего с присутствием сэра Доминика.
— Стивен, — буркнул Гриффин, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке.
Сэр Доминик поднял взгляд и очень удивился, заметив беспокойство Гриффина. Нет, парень явно не имел ничего общего с младенцем.
— А фамилия у этого Стивена есть?
Гриффин уставился на Доминика в упор.
— Неужели ты считаешь, что я бы так настойчиво требовал твоего августейшего присутствия, если бы знал его фамилию? Ты так и не понял, что все, связанное с этим ребенком, окружено тайной?
Доминик несколько мгновений молча смотрел на него, потом повернулся к Мэдлин и мило улыбнулся.
— Миссис Ривз, окажите любезность, принесите мне кофе. Похоже, на решение этой загадки потребуется какое-то время, а кофе хорошо активизирует мыслительный процесс.
Гриффин нахмурился. Он впервые заметил, что Доминик выглядит очень усталым: черты лица заострились, глаза казались ввалившимися. Гриффин не мог не задаться вопросом, что его беспокоит. Раньше этот человек не выказывал слабости ни при каких обстоятельствах.
Мэдлин кивнула.
— Конечно. Унести ребенка?
— Вы можете оставить его со мной. — Доминик протянул руки и осторожно взял у нее малыша.
— Никогда не замечал у тебя интереса к младенцам, — отметил Гриффин.
Доминик сел и откинулся на спинку кресла, стараясь не потревожить ребенка.
— Ты многого обо мне не знаешь, мой мальчик.
— Не сомневаюсь, но сегодня я бы предпочел не узнавать ничего нового. У меня достаточно проблем и без очередной главы из жизни Доминика Хантера, тайного агента короны.