— Мы хотели бы обсудить с тобой некоторые факты, относящиеся к нашему делу, — коротко проговорил Фристад.
— Вот как?
— Мои слова кажутся тебе странными?
— Не странными, просто вы оба ведете себя как-то… необычно.
— Что ж… — Фристад опустил голову и, не отвечая Фрёлику, спросил: — Как по-твоему, что самое главное на данной стадии расследования?
— Мне кажется, имеет смысл еще раз побеседовать с Нарвесеном, — сказал Фрёлик.
— Прекрати донимать Нарвесена! — вскинулся Фристад.
— Ты спросил, что сейчас, по-моему, самое главное, — возразил Фрёлик. — По-моему, Нарвесена следует спросить, известно ли ему о картине, о которой говорит Ройнстад.
— Значит, по-твоему, Ройнстад говорит правду и в девяносто восьмом году Ильяз и его сообщники украли не только деньги, но и картину?
— Ройнстад ничего подобного не говорил. Он лишь сказал, что картина хранилась в банковской ячейке. Он ни словом не обмолвился о девяносто восьмом годе. Не сомневаюсь, он предпочитает не заикаться об ограблении Нарвесена, чтобы его не привлекли к ответу еще по тому, старому, делу. С другой стороны, если Ройнстад говорит правду насчет картины, скорее всего, она попала в банковскую ячейку именно из сейфа Нарвесена. У меня сильные подозрения, что в сейфе, который похитили в девяносто восьмом, находились и деньги, и картина. По-моему, к краже причастен Юнни Фаремо. Так что для его банды речь шла не только о полумиллионе в сейфе, но о гораздо большей сумме. И содержимое сейфа они положили в банк.
— Но почему? — спросил Фристад.
— Хотели дождаться, пока выйдет Ильяз, а потом разделить добычу на всех. Обычный девиз всех гангстеров-мушкетеров: «Один за всех и все за одного».
— Недавно эту картину забрал из хранилища некто неизвестный. Возникает вопрос: зачем? Ведь продать ее невозможно.
— Ничего подобного! Для такого рода произведений искусства существует свой рынок. Очевидно, объявился покупатель. Человек, который меньше двух недель назад снял со своего счета пять миллионов наличными.
— Сам Нарвесен?! Неужели он собирался выкупить свою картину? Но у кого?
— У Видара Балло и Мерете Саннмо.
Все долго молчали. Тишину нарушил Фрёлик:
— Давайте на всякий случай суммируем. После убийства в Лоэнге трех наших подопечных освобождают за недоказанностью. Затем погибает Юнни Фаремо. Его подружка, Мерете Саннмо, неожиданно переметнулась к Балло. Более того, ее видели в Фагернесе в тот самый день, когда сестра Юнни Фаремо сгорает в загородном домике.
— Хотя ты до сих пор зациклен на своей Элизабет Фаремо, я склонен согласиться с твоим предположением, что Нарвесен хочет выкупить картину, — сказал Фристад. — Правда, пять миллионов, пожалуй, маловато. Картину того же мастера десять лет назад продали за десять миллионов.