И началось Отсечение. Кинжал описал круг по лбу, затем прочертил полосу, рассекающую круг; острие достало до костей. В рану втерли пепел. Длинную косу срезали грубыми ударами, превращая затылок в кровавое месиво. Уцелевшие волосы натерли густой вонючей мазью — через несколько часов волосы выпадут, оставив его лысым до конца дней.
Отсечение было абсолютным, необратимым актом. Он стал изгоем. Для братьев он более не существует. Его не станут оплакивать. Его деяния исчезнут из общей памяти, как и само его имя. Отец и мать просто породили на одного ребенка меньше. Для его народа это было самым жестоким наказанием, хуже смертной казни.
Но Тралл Сенгар не совершал преступлений.
«Да, вот до чего мы дошли».
Они стояли над ним, вероятно, только сейчас осознавая, что натворили.
Знакомый голос разорвал тишину: — Мы будем говорить о нем сейчас, но, покинув это место, мы перестанем считать его нашим братом.
— Мы будем говорить о нем сейчас, — отозвался кто-то. Другой голос заискивающе произнес: — Он предал тебя.
Первый голос был холоден, в нем не прозвучало злобной радости, которую ожидал услышать Тралл Сенгар. — Ты сказал: он предал меня.
— Верно, брат.
— Есть ли у тебя доказательства?
— Его собственные слова.
— Только ты слышал изменные речи?
— Нет. Я тоже слышал, брат.
— И я.
— И что наш брат сказал вам?
— Он сказал, что ты отделил свою кровь от нашей.
— Что ты служишь неведомому хозяину.
— Что амбиции твои доведут нас до гибели…
— Весь наш народ…
— Итак, он говорил против меня.
— Говорил.
— Собственным языком он обвинил меня в измене народу.
— Верно.
— Но изменник ли я? Рассмотрим обвинение. Южные земли горят. Армии врага бегут. Враг склоняется перед нами, молит, чтобы мы его поработили. Из ничего выкована империя. А наша сила всё растет. Но… чтобы стать сильнее, братья, что мы должны делать?
— Должны искать.
— Да. А когда мы найдем искомое?
— Должны доставить. К тебе, брат.
— Вы понимаете необходимость?
— Да.
— Понимаете, какую жертву принес я ради вас, ради народа, ради грядущего?
— Да.
— Но даже когда вы искали, этот муж, бывший брат мой, говорил против меня.
— Говорил.
— Хуже, он говорил в защиту новых врагов, нами найденных.
— Точно. Он назвал их Чистым Родом, он сказал, что мы не должны их убивать.
— Если бы они были Чистым Родом, то…
— Они не умирали бы так легко.
— Итак?
— Он предал тебя, брат.
— Он предал всех нас.
Молчание. «Ага, вы боитесь разделить его преступление. Вы колеблетесь!»
— Он предал нас, братья. Не так ли?
— Да. — Слова звучали тихо, невнятно — хором сомневающихся и неуверенных.
Все снова долго молчали. Первый заговорил с открытой злостью: — Итак, братья. Неужели мы не ответим на угрозу? На опасность измены, на яд, на чуму, готовую разорвать семейные узы? Начнется ли поветрие? Придется ли нам снова приходить сюда? Будем бдительными, братья. К себе. К другим.