– Что ты имеешь в виду?
– Ты думал о чем-то большем, чем…
Не зная, чем закончить, она делает неопределенный жест рукой.
Он застигнут врасплох, Элина это видит. Но ей во что бы то ни стало надо получить ответ.
– Я думал, что ты свободная душа, которая вполне довольна тем положением дел, которое есть у нас сейчас, – произносит он.
Поскольку она не отвечает, он продолжает:
– Я старый мужик. Зачем я тебе нужен?
Но кто и кому не нужен – это совершенно очевидно.
Элина сжимается.
– Однако есть последствия.
Он долго сидит молча. И уже сейчас, во время этого долгого невыносимого молчания, Элина должна была бы встать и уйти. Потому что, если бы он все еще любил ее, он не сомневался бы, не стал бы так долго размышлять. Он давно бы уже заключил ее в свои объятия.
Вместо этого он проводит ладонью по лицу.
– Я должен задать тебе один вопрос, – начинает он.
И она думает: нет. Нет. Только не это. Этого вопроса он не должен, не может ей задать.
– Ты уверена, что это мой ребенок?
Она медленно поднимается. Не знает, сердиться или плакать. Стыд щиплет ее костлявыми старушечьими пальцами. Это соседи из родной деревни щиплют ее. Хватают за тонкую ткань блузки узловатыми руками. Стоят вокруг гроба матери и шепчут, что девчонка заставила мать изработаться до смерти, лишь бы она могла продолжать учиться в этой «семинарии». Говорят о девочках, которые сходили с ума от чтения книг, попадали в психушку.
Что она себе вообразила? Что она избавилась от них? Эмансипированная женщина! Эмансипация придумана для богатых наследниц и барышень в усадьбах. Ей приходят на ум слова Стриндберга, с которыми Жан обращается к фрёкен Жюли: «Во мне сидит бедный батрак».
В ней сидит ребенок нищих арендаторов чужой земли.
И этого голодного ребенка разглядел в ней Яльмар Лундбум. Он не хочет ее. Достаточно посмотреть, как он ерзает на стуле. Пыхтит, как загнанное животное.
– Я ухожу, – говорит Элина, стараясь придать голосу всю возможную холодность. – Но у меня есть еще одно дело.
И она рассказывает, что жениха Щепки перевели на другую работу. Заявляет, что это несправедливо, но не рассказывает о посягательствах управляющего Фаста, просто не может, ее давит стыд. Еще чего доброго он спросит, не Фаст ли отец ребенка.
Яльмар отвечает, что не его дело интересоваться тем, как распределяется работа. Он знает, что Фаст порой бывает суров, но он справедлив.
Элина кивает и направляется к двери. Больше сказать нечего. Лундбум не пытается уговорить ее остаться. Это их последняя встреча, хотя они еще не знают об этом. Элина торопится выйти из кабинета, потому что слезы струятся по щекам.