-- Подожди, - крикнул я ей, пытаясь подняться и одновременно взводя арбалет. - Не подходи к нему!
Посмотрев на меня, она видимо поняла, что я хотел сказать, потому что кивнула и сделала шаг назад. Только бы не промахнуться, подумал я. Вот опозорюсь тогда! Впрочем, до шода было всего метров семь. Щелкнула тетива, голова нелюдя взорвалась. Вот блин, чуть не промазал, целил то в корпус. Опустив арбалет, я повернулся к незнакомке. Однако ей было не до меня, она рванула к хрипящему бойцу, зажимавшему ладонью артерию. Вряд ли ему уже поможешь, подумалось мне, и я оглянулся в поисках Динари. Девочка сидела на земле чуть поодаль, прижавшись спиной к стене трактира. Обхватив колени, она огромными испуганными глазами смотрела на окровавленные тела.
***
Ирина Зуева, Эртазания, хутор Динари, 19 изока, день.
Наверное, есть в человеческой психике какой-то предохранительный механизм.
Два дня назад у меня была семья, ради которой я жила. Была работа, было более-менее предсказуемое будущее. Был дом, с современной кухней, с ванной с горячей водой. Была маленькая желтая машина, которая могла меня доставить за час, на расстояние в насколько десятков километров. Много чего было...
Представьте, что вы потеряли это в один миг, вас выкинуло в средневековье, где цена вашей жизни - ломаны грош, где удобства - это туалет на улице и листики лопухов вместо туалетной бумаги. И даже тогда вам не удастся понять всю глубину моего отчаяния. Это возможно представить, но представляя - невозможно ощутить.
Закутавшись в одеяло, в позе эмбриона, я лежала на одеяле, в траве, и пыталась понять, в чем я провинилась перед Господом. Как ни странно, в себя меня привел обыкновенный холод. Солнце сместилось, и я оказалась в тени сарая, а ветерок заставил мою кожу покрыться мурашками. И я вдруг ощутила, что жива!
Я ведь живая, а могла лежать под камнями там, где наш вагон упал со скалы. Я живая, мне холодно, я чувствую... Значит, я могу любить, и пусть Насти и Игоря нет рядом, но я ведь люблю их и знаю, уверена - с ними там, дома все хорошо. Я еще я ведь могу вернуться, попала же я сюда, значит, могу и обратно. А это уже надежда, я надеюсь! А с любовью и надеждой уже можно жить.
Вот так прохладный ветерок включил во мне защитный механизм. Я перебралась на сеновал, закопалась в сено и, наслаждаясь его запахом, заснула. Заснула с детской уверенностью, что все будет хорошо.
Разбудил меня голод. Я полежала, прислушалась к себе, и поняла, что хочу есть. Завернувшись в одеяло, вышла из сарая и остановилась как вкопанная. На траве лежали Вадим и сморщенная, будто бы сломанная горбатая фигурка деда.