Записки военного врача (Грачев) - страница 15

— Принимайте новосела! — представила сопровождавшая его Дарья Васильевна.

— Пехота, здрасьте! — сказал он. — Ну как жизнь, кашка!

В скуластом лице, в ясных, слегка прищуренных глазах, во всем облике этого крепыша была какая-то особая удаль. Ловко орудуя костылями, он подошел к свободной койке.

— Не слышу ответа! — окинул он взглядом палату. — Что же мне, ушами хлопать? Или здесь глухонемые?

— Как тебя величать, мы не знаем, — ехидно отозвался минометчик Пряхин, — но такой новосел нашему забору двоюродный плетень…

Поведение прибывшего раненого, его тон были явно неуместны. Я хотел было сделать ему замечание, но меня опередил Павлов.

— Вот что… морская душа, — сказал он, — такой гусь — не к нашему берегу.

— А ты кто такой?

— Староста палаты. Павлов моя фамилия.

— Ну и что с того? — пренебрежительно бросил краснофлотец.

— Ненько моя! Да звидкиля ты такой взявся? — подал голос Григорий Махиня. — У нас своего начальства до биса!

— Закрой иллюминатор, браток! — усмехнулся новичок. — Я двугривенный пальцами сминаю!

— Ой, диду, щоб на тебе щастье напало! — отозвался Махиня. — Чи ты бачив оци штуковины? На них можно покластись! Будьте певни! Я этим кулаком фрица на тот свет отправил!

— Без пересадки?

— Прямехонько!

— Цэ дило! — с восхищением заметил матрос. — А тютюн ма?

— Имеется! — Махиня подал матросу пачку «Севера». — Цыхарки вищого сорту… — Говор у Григория Махини мягкий, движения неторопливы. Григорий Степанович — великан. Могучего, кряжистого телосложения. Ростом — выше двух метров. Вес — сто десять килограммов. «Центнер с гаком», как выражается он сам.

Григорий Степанович, конечно, знал свою силу, и когда я с ним здоровался, он брал мою руку так осторожно, что я не чувствовал его пожатия.

Махиня — пулеметчик из народного ополчения. Поступил в госпиталь после одного из ожесточенных сражений на Пулковских высотах.

Гитлеровцы во что бы то ни стало хотели там овладеть деревней Кокорево, а затем прорваться к Пулковской обсерватории. Бой возник яростный. Враг лез напролом, бросался в атаку за атакой. На четвертой атаке у Махини кончились патроны. Когда дело дошло до рукопашной, Махиня прикладом винтовки, как дубиной, молотил фашистов, пока сам не был тяжело ранен.

В палате его в шутку звали Малюткой. Для этого «малютки», до пояса окутанного гипсом, с трудом подобрали койку.

Сорокалетний Махиня покорял своей скромностью и даже застенчивостью. За ним закрепилась репутация добродушного и отзывчивого человека. Гладко выбритая голова, голубизна глаз, спокойный и глуховатый голос с украинским «га» — все это в сочетании с могучей фигурой придавало ему некоторое сходство с одним из запорожцев на знаменитой картине Репина.