— НЕТ, ПРАВДА, ОНИ ВСЕ УСТРАИВАЮТ ЛУЧШЕ ВСЕХ — У НИХ ВСЕ ТАК ТОРЖЕСТВЕННО, И РИТУАЛЫ ЧТО НАДО, И ПРОЦЕССИЯ ДВИЖЕТСЯ КАК ПОЛОЖЕНО, — сказал Оуэн Мини.
Мне стало забавно, что Оуэн хвалит католиков; он говорил совершенно серьезно. Даже майор Ролз не захотел с ним спорить.
— Да никто не умеет «устраивать» это хорошо — вот все, что я знаю, — сказал майор.
— Я И НЕ ГОВОРИЛ, ЧТО КТО-ТО УСТРАИВАЕТ ЭТО ХОРОШО, СЭР, —Я ПРОСТО СКАЗАЛ, ЧТО КАТОЛИКИ ДЕЛАЮТ ЭТО ЛУЧШЕ. МОЖНО ДАЖЕ СКАЗАТЬ, ОНИ ДЕЛАЮТ ЭТО ЛУЧШЕ ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ, — отозвался Оуэн Мини.
Я спросил Оуэна, что это за жидкость потекла изо рта уоррент-офицера.
— Ничего особенного, просто фенол, — ответил майор Ролз.
— ЕГО ЕЩЕ НАЗЫВАЮТ КАРБОЛОВОЙ КИСЛОТОЙ, — сказал Оуэн.
— Я называю это фенолом, — сказал Ролз.
Потом я спросил, как погиб уоррент-офицер.
— Да мудак он был тупорылый, — выругался майор Ролз. — Доливал горючее в вертолет и все напортачил, как последний идиот.
— С ВЫСОКООКТАНОВЫМ ТОПЛИВОМ ШУТКИ ПЛОХИ, — сказал Оуэн Мини.
— Просто не терпится, ребятки, показать вам эти их долбаные «поминки на свежем воздухе», — сказал майор Ролз. Туда мы, очевидно, и направлялись сейчас — народ гулял на поминках уже третий день. Майор Ролз посигналил: он решил, будто кто-то медленно выезжает из подъездной аллеи на шоссе прямо перед нашим носом. На самом деле мне лично показалось, что машина стояла и пропускала нас вперед. — Нет, вы только посмотрите на этого козла! — заметил майор Ролз. Так мы и ехали по вечернему Фениксу.
Оуэн Мини похлопал меня по руке.
— НЕ ПЕРЕЖИВАЙ, — сказал он мне. — НАМ НАДО ТОЛЬКО ПОКАЗАТЬСЯ НА ПОМИНКАХ. СОВСЕМ НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ОСТАВАТЬСЯ ТАМ НАДОЛГО.
— Дай бог вообще оттуда ноги унести! — возбужденно заметил майор. — Точно говорю, эта шантрапа вот-вот друг друга поубивает — как раз в таких-то местах разные психи и становятся убийцами.
Майор Ролз немного преувеличивал. «Шайка», как он называл это семейство, жила не на стоянке для трейлеров, а в одноэтажном типовом доме, обшитом алюминиевыми панелями бирюзового цвета. Правда, если не считать этой довольно претенциозной отделки, дом ничем не отличался от тех, что строят по программе, которая, по-моему, до сих пор называется программой «жилищного строительства для малообеспеченных». Округа отличалась огромным количеством раскуроченных автомобилей — машин с открученными колесами, стоящих на блоках из шлакобетона, или с вырванными из-под капота двигателями было гораздо больше, чем исправных и припаркованных у бровок и перед домами. И поскольку почти все дома были выстроены из дешевых материалов, плохо защищающих от жары, — а обитатели то ли не могли себе позволить кондиционеров, то ли просто не считали нужным обременять себя подобными сложностями, — вся многолюдная округа даже вечером занималась на улице делами, которыми обычно занимаются дома. Многие вытащили на улицу телевизоры; складные стулья и складные ломберные столики придавали запруженному предместью вид захудалого придорожного кафе; впечатление усиливал густой дым и жирный чад, поднимавшийся над очагами с вертелами для жарки мяса или угольными жаровнями с решетками; свежему человеку могло показаться, будто этот район Феникса пострадал от воздушного налета и теперь горит, а все жители высыпали на улицу, прихватив лишь самое ценное. Кое-где в гамаках покачивались старики.