Здесь все ночи напролет хлопали сетчатые двери; коты и кошки дрались и трахались без перерыва; какофония собачьего лая притворно смолкала, когда вся стая приближалась к очередному мясному вертелу; время от времени вспыхивали зарницы, освещая темное небо и выхватывая силуэт запутанного переплетения телеантенн над приземистыми домиками — будто сеть гигантского паука, грозящего окончательно накрыть собой маленькое и жалкое человеческое сообщество.
— Точно вам говорю, единственное, что им мешает здесь поубивать друг дружку, — это куча свидетелей вокруг, — сказал майор Ролз.
Маленький задний дворик у дома погибшего уоррент-офицера был уставлен палатками для детей. Здесь также стояли два автомобиля на шлакоблоках, и, пока продолжались «поминки на свежем воздухе», кое-кто из маленьких детей ночевал в этих машинах. Еще здесь стоял — тоже на шлакоблоках — здоровенный ярко-красный гоночный катер со сверкающим хромированным релингом по обеим сторонам длинного носа. Казалось, спать в катере гораздо удобнее, чем в алюминиевом бирюзовом доме, из всех отверстий которого то и дело высовывались головы детей и взрослых, вглядывавшихся в темноту.
Один из двух двигателей катера был снят с кормы и прикреплен к широкой железной бочке, полной воды. Двигатель с шумом работал внутри бочки, и это действо собрало по меньшей мере человек шесть взрослых мужчин, наблюдавших, как разливается бензин и масло и могучие гребные винты почем зря вспенивают воду в хлюпающей бочке. Мужчины наблюдали за этой демонстрацией мощности двигателя с таким почтением, что мы с Оуэном и майором Ролзом не очень удивились бы, если бы бочка вдруг взлетела — или по крайней мере сдвинулась с места.
Благодаря чуду техники по имени электрический удлинитель на самом видном месте в центре высохшей и побуревшей от зноя лужайки стоял телевизор; сгрудившиеся вокруг него мужчины смотрели — ну конечно же! — бейсбол. А что же женщины? Разделившись на кучки по возрасту, опыту замужества или развода или сроку беременности, большинство женщин забилось в раскаленный, как духовка, дом, где от жары все как-то увяли, как размякшая зелень, наваленная как попало в разномастные вазы рядом с разномастными же мисками с густым соусом, — все это вот уже третий день взаимодействовало с окрестным зловонным воздухом.
Кроме того, в доме имелась наполненная льдом раковина, в которой теперь уже бесполезно было бы искать холодное пиво. Мать уоррент-офицера с высоко взбитыми липкими розовыми волосами стояла, привалившись к холодильнику и словно охраняя его от всех остальных; время от времени она стряхивала пепел с сигареты в нечто, по рассеянности принимаемое ею за пепельницу, — на самом деле это было блюдце с орешками, которые кто-то творчески смешал с сухим завтраком.