Я поболтала бокал для коктейля с выжидающей улыбкой. Бармен помог мне со звоном поставить его на барную стойку и налил мне еще. Апельсиновая кожура и вишня слились в медленном танце где — то между поверхностью и дном — как и я.
— Это твой последний, милая, — сказал он, вытирая бар с обеих сторон вокруг меня.
— Прекрати работать так усердно. Я не даю таких щедрых чаевых.
— Федералы никогда не дают, — сказал он без осуждения.
— Это настолько очевидно? — спросила я.
— Вас много тут живет. Вы все говорите одинаково и напиваетесь в первый же вечер вдали от дома. Не беспокойся. Ты не кричишь своим видом, что ты из бюро.
— Слава Богу за это! — сказала я, поднимая свой стакан. Я не имела в виду ничего плохого. Я люблю Бюро и все, что с ним связано. Я даже любила Джексона, который тоже был агентом.
— Откуда тебя перевели? — спросил он. Его слишком строгий V — образный вырез, ухоженные кутикулы и идеально уложенная гелем стрижка сводили на нет его флиртующую улыбку.
— Чикаго, — ответила я.
Его губы сморщились так, что он стал похож на рыбу, а его глаза широко раскрылись.
— Тогда ты должна праздновать.
— Думаю, я не должна быть расстроена, по крайней мере, пока не закончатся места, куда я смогу сбежать. Я сделала глоток и слизнула обжигающий бурбон с губ.
— Оу! Так ты в бегах от бывшего?
— В моей работе никогда по — настоящему не убежишь.
— О, черт! Он тоже федерал? Не гадь там, где спишь, деточка.
Я провела взглядом по ободку стакана.
— Они, знаешь ли, не учат тебя этому на самом деле.
— Я знаю. Такое часто случается. Вижу такое все время, — сказал он, покачивая головой, пока мыл что — то в наполненной мыльной пеной раковине за баром, — Ты живешь недалеко?
Я посмотрела на него, опасаясь тех, кто может вынюхать агента и задавать слишком много вопросов.
— Ты часто будешь приходить сюда? — уточнил он.
Понимая, к чему он клонит подобными расспросами, я кивнула. — Возможно.
— Не переживай по поводу чаевых. Переезд — это дорого и, и напиться и забыть все, что оставил позади, — тоже. Можешь компенсировать это позже.
Его слова заставили мои губы изогнуться в такую форму, в которой они не были долгие месяцы, хотя, скорее всего, это было заметно только мне одной.
— Как тебя зовут? — спросила я.
— Энтони.
— Кто — нибудь зовет тебя Тони?
— Я запомнил.
Энтони обслуживал еще одного постоянного клиента в баре этой поздней ночью понедельника, или это уже можно было назвать ранним утром вторника. Пухленькая женщина средних лет с выпученными красными глазами была одета в черное платье. Когда он делал это, дверь распахнулась и мужчина моих лет, сидящий через два стула от меня, вздохнул. Он ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу его идеально выглаженной рубашки. Он взглянул в моем направлении, и в ту же половину секунды его каре — зеленые глаза поняли обо мне все, что он хотел знать. Потом он отвернулся.