И вот, эта история почти закончена. Я скромно сижу в уголке небольшого провинциального аэропорта и жду свой рейс. В недавно построенном здании тепло. Туристический сезон давно закончен, поэтому людей в зале немного. Зима.
Впереди меня ждет длинная дорога. Но ничего. Деньги теперь у меня есть. Спасибо Боровскому. Прежде чем передать его Людмиле, я забрал у политика роскошное портмоне из натуральной кожи. В нем оказалась целая коллекция кредитных карточек. В одном из кармашков лежал листочек бумаги, на котором аккуратно были записаны пин-коды. Видимо лидер Национальной либеральной партии не очень доверял своей памяти.
Ничего не поделаешь, пришлось воспользоваться упавшим в руки богатством. Сняв в нескольких банкоматах кругленькую сумму, я на следующий день отправил через «Хавалу» обещанные деньги хозяйственной хохлушке в Полтаву, а остаток – самому себе в одно надежное место.
Передо мной возникло знакомое лицо со страшным отверстием в центре лба. Хотя я запретил себе вспоминать о том, что произошло несколько дней назад на заброшенном заводике, это видение постоянно преследовало меня. Назойливое лицо появлялось в самый неподходящий момент и с укором смотрело на меня. И от этого немого укора перехватывало горло и хотелось закатить истерику: рыдать, биться головой о стену, кататься по полу, ломать все вокруг.
Было понятно, что это последствия боевой психической травмы, что-то вроде душевной контузии, которую я получил в схватке. Чтобы восстановиться, мне требовалось спокойное местечко и время. А пока я терпел с невозмутимым видом, сдерживая остатками воли подступающее безумие. Одно я знал точно – больше никогда я не смогу слушать незамысловатую песенку:
Только шелковое сердце, шелковое сердце,
Не пылает и не болит.
Только шелковое сердце, шелковое сердце,
Никогда не будет любить!
Не считая сводящих с ума видений, я отделался легко: всего несколько царапин, не считая множества синяков и ушибов. Самая серьезная рана была на бедре. Это чиркнула пуля, которую успела послать Елена за мгновение до смерти. Пометила меня напоследок. К счастью все раны были неопасны. Я сразу присыпал их порошком, останавливающим кровотечение, а красную пилюлю скормил раненому в ноги спецназовцу. Проклятый датчик, с помощью которого меня нашли бывшие коллеги, я оставил возле тела Елены.
До рейса оставалось всего несколько минут, когда я заметил громадную фигуру, неторопливо обходящую зал ожидания. Скрываться было поздно, поэтому я остался на своем месте. Казионов подошел и, как всегда, невозмутимо, оглядел меня. Я молча ждал. Наконец богатырь соизволил открыть рот: