Линда уже завела байк в сарай и развернула так, чтоб можно было сразу выехать.
Шурртх хотел поставить меня на землю, как вдруг руки его окаменили. Я пискнула, сдавленная.
— Что с твоим хвостом? Кто это сделал?
Линда затащила его в сарай и прикрыла наполовину дверь.
— Все в порядке с ее хвостиком. Миу, покажи. А ты поставь девочку на землю и молчи о том, что увидишь. Даже перед своими женами — ни слова, — тихо произнесла она.
— Смотри, вот где он спрятался, — я расстегнула наполовину одну из «молний» на поясе и дала потрогать хвостик. Шурртх потрогал пальцем, а потом дернул за шерсть. Я взвизгнула, оттолкнула его руку и поспешно вжикнула «молнией».
— Дурак! Больно же!
Он прижал меня к груди и молча потерся носом. Так нежно, что я вся размякла.
Когда любопытные девушки не вытерпели и заглянули в сарай, мы, все трое, сидели на корточках перед байком. Линда открыла боковую стенку и объясняла, откуда и куда течет сила.
— Так и есть, — сказала та, что потемнее. — Как только видит новую вещь, сразу забывает про ужин и обесчещенных дев.
— А обесчещенные девы хотят кушать. Они ничего не ели с того самого момента, как попали в лапы свирепого убивца.
Шурртх, предатель, раскрыл нашу игру своим рабыням! Кажется, я впервые в жизни узнала, что такое ревность. Звездочки ясные, вразумите бестолковую рабыню! Нас же учили. Нет, не так. Меня учили, а их — нет! Главное — не оттолкнуть господина. Быть своей со всеми. Господин сам поймет, кто лучшая!
— Покорная рыжая пленница тоже умирает с голода, — мурлыкнула я.
— Трое против одного, — оценила Линда. — У нас говорят, глас народа — глас божий.
И захлопнула лязгнувшую дверцу. Покорную пленницу тут же подхватили могучие руки. Но на плечо закидывать не стали.
— Тебя на руках носить не буду, — заявил Шурртх Линде. — Вдруг твоя попа опять когти выпустит?
Девушки захихикали. Значит, уже наслышаны.
— Госпожа, никогда не разрешай носить себя на руках. Сказать, что было, когда Шурр нес меня в предыдущий раз? Оступился на последней ступеньке лестницы и упал.
— И что было дальше?
— Я спросила: «Ты не ушибся?» А он ответил: «Ты такая мягкая, мне совсем не больно!»
— Нам не так рассказывал, — хихикнула светлая. Точно, обо мне в этом доме наслышаны. Наверно, это хорошо. Для меня. Как бы, хоть и рыжая, но давно своя.
Так, с разговорами, входим в дом. Стол накрыт, две бабушки Шурртха, черная и серая, кончают последние приготовления. Я их видела раза два, когда сопровождала Владыку при выездах из Дворца. В толпе бы не узнала. Но они меня осмотрели и потискали. Удивились, как я выросла и тайком спросили, не обижает ли меня госпожа.