Она бросила пояс на пол и начала быстро расшнуровывать завязки корсета. Она не станет рисковать с ним, зачем нарываться на столь устрашающие последствия. Ровена пыталась вспомнить, что ей говорила Милдред, но подобной ситуации советы камеристки не касались. В комнате было очень светло, ее щеки пылали от стыда, пальцы не слушались ее. Она знала, что ни в коей мере не соблазнительна в данный момент.
Уоррик, однако, уже был возбужден. Ее страх возбуждал его, в этом все дело. Не румянец на ее щеках. Не ее девическая неловкость. И не ее маленькое, исключительно хорошо сложенное тело, которое помнил и которое будет опять принадлежать ему. Он с сожалением понял, что больше не может позволить себе дольше смотреть на нее, если намеревается выполнить все, что планировал.
Молча он перешел на другую сторону кровати и поднял цепь. Он собирался заставить ее саму прикреплять цепь к кровати туда, куда он прикажет, но занялся сейчас этим сам, чтобы отвлечь себя. Отвлечься удалось ему ненадолго, только пока она не разделась.
Ее красная верхняя юбка лежала на полу, длинная блузка – сверху на ней. На Ровене еще оставалась тонкая нижняя рубашка, она уже подобрала подол, чтобы снять ее через голову, когда заметила, что он делает.
– Пожалуйста, не надо, – попросила она, смотря на кандалы, которые он держал в руках. – Я не буду сопротивляться. Я перенесу это.
Он не задумываясь ответил:
– Все должно быть в точности повторено.
Ровена взглянула на цепи, которые он прикрепил к углам кровати, расположенные таким образом, чтобы она не смогла сомкнуть ноги.
– Это не так, как было, – сказала она. – Различия – из-за разницы пола. Мои ноги не надо расставлять, твои должны быть расставлены.
Она закрыла глаза, представив себе живую картинку, которую вызвали его слова. Подобное за подобное. И она не могла этого избежать, не могла даже просить его милосердия, потому что Уоррик начисто лишен его. Он твердо решил сделать с ней то, что она сделала с ним.
– Ты слишком медлишь, не испытывай моего терпения – предупреждаю: у меня его немного.
Ровена сняла рубашку через голову и быстро легла в центр постели; она бы отдала что угодно, лишь бы этот смертельный страх отпустил ее.
Она легла прежде, чем он успел приказать ей, крепко зажмурив глаза, и потому могла только на слух определить, что он приблизился к торцу кровати.
– Раздвинь их.
Она тяжело вздохнула, но не решилась ослушаться его.
– Шире, – добавил он, и она послушно выполнила и этот приказ.
И все же она чуть не задохнулась от испуга, когда его пальцы обхватили ее лодыжку, чтобы надеть на нее кандалы.