— Про великую княгиню Наталью? — спросил Потемкин небрежным тоном, — Ах, Господи, ну что великой Екатерине заботиться о какой-то глупенькой птичке, которая вздумала клевать своим клювиком ее корону?
— А, так и ты заметил это? — воскликнула Екатерина. — Значит, это видно со стороны, и ты именно об этом заговариваешь, едва я упомянула ее имя? Да, да, причиной всей моей тревоги является эта интриганка! Подумать только! Она вообразила, будто может мериться со мной силами! Только взглянуть на нее! Бессовестная, наглая улыбка, в каждом движении, в каждом взгляде — оппозиция. Куда же мы зайдем таким образом? И какое отвратительное впечатление произвела она на меня только что, когда нарочно выпрямилась, чтобы подчеркнуть свою беременность! Если бы я знала, что это состояние, которого я прежде так страстно желала для блага государства, зашло настолько далеко, то я скорее бы прогнала ее из России, чем взяла бы с собой в Москву. Русская великая княгиня не смеет иметь такой отвратительный вид. Держит себя, словно крестьянская баба, которую нисколько не стесняет ее положение! Так советуй же мне что-нибудь, Григорий, помоги мне! Я не могу допустить, чтобы на русском престоле воссело когда-нибудь потомство такой ненавистной женщины. Если мне не удастся предупредить это, то я должна буду считать пропащими все свои заботы, все труды… Но мысли так путаются у меня, что я не знаю, за что ухватиться, на что решиться… Григорий, подумай со мною, как бы отстранить такое бедствие!
Потемкин глубоко задумался. Вдруг его лицо просветлело, он щелкнул в воздухе пальцами, как человек, напавший на удачную мысль.
— Ладно! — воскликнул он торжествующим тоном. — Будет по-твоему! Но только, ваше величество, нам надо стать разнообразнее. Ваше величество посвящало до сих пор свой досуг писанию комедий, почему нам не поработать теперь в трагическом жанре? Здесь, в Москве, будет представлена комедия вашего величества. Отлично! Но почему бы после комедии не сыграть маленькой трагедии? Он замолчал и впился в императрицу серьезным, пытливым взглядом; императрица молчала, ее взгляд был непоколебимо холоден, и наконец она сказала:
— Я жду объяснений!
— Позвольте мне, ваше величество, рассказать вам одну историю из моего прошлого.
— Расскажи!.. Я слушаю!
— Это было давно, ваше величество, когда я еще жил в Москве. Я снимал комнату у вдовы Елизаветы Зорич, которая занималась повивальным делом. Это была очень хорошенькая, веселая, грациозная женщина. Мы сошлись с ней и жили душа в душу, что было мне тогда очень на руку: у меня доходы были плохи, а Зорич зарабатывала на диво много, так много, что даже казалось непонятным, почему ее труд так хорошо оплачивается…