– Я никому не скажу, обещаю. Ни об этом, ни о Майской Мушке.
– Мне все равно придется уведомить о Майской Мушке Холдейна. Он, разумеется, будет возражать. Да. Мы все так и назовем… Всю операцию. «Майская мушка». – Казалось, эта мысль приносила ему облегчение.
Они поспешили вернуться в контору. Не для того, чтобы немедленно приступить к работе. Она стала для них укрытием, создавала иллюзию анонимности, потребность в которой развилась у обоих.
Кабинет Эвери располагался рядом с офисом Леклерка. На двери висела табличка «Помощник директора». Два года назад Леклерка пригласили коллеги из Америки, и после того визита появились надписи на дверях. Теперь весь штат департамента именовался не по фамилиям, а по выполняемым функциям. Впрочем, и прежде Эвери был известен как личный секретарь. Леклерк мог придумывать людям официальные должности и менять их хоть каждую неделю, но повлиять на привычки персонала даже ему не удавалось.
Без четверти одиннадцать к нему зашел Вудфорд. Эвери знал, что он непременно явится – посплетничать перед совещанием, прощупать почву, узнать то, что не числилось в повестке дня.
– Что за шум, Джон? – Вудфорд раскурил трубку, откинул назад свою крупную голову и погасил спичку размашистыми движениями руки. В свое время этот атлетически сложенный мужчина был директором обычной средней школы.
– Быть может, ты мне расскажешь?
– Бедняга Тейлор.
– Да уж, что есть, то есть.
– Не хочу ни на кого давить, – сказал Вудфорд и присел на край стола, все еще сосредоточившись на своей трубке. – Не хочу ни на кого давить, Джон, – повторил он, – но есть еще одно важное дело, требующее рассмотрения, несмотря на трагическую гибель Тейлора и прочие обстоятельства. – Он убрал жестянку с табаком в карман своего зеленого костюма и закончил: – Я имею в виду отдел регистрации.
– Это епархия Холдейна. Пусть этим занимаются аналитики.
– Ничего не имею против старины Адриана. Он хороший разведчик. Мы с ним проработали вместе больше двадцати лет.
«Следовательно, и ты тоже хороший разведчик», – подумал Эвери.
За Вудфордом водилась привычка в разговоре предельно сближаться с собеседником, почти наваливаясь на него, как лошадь, которая собирается почесаться о деревянные ворота. Он склонился вперед и очень серьезно посмотрел на Эвери. «Я простой парень, попавший в сложное положение, – словно было написано на его лице, – человек, который должен выбирать между дружбой и служебным долгом». Его костюм был сшит из ворсистой ткани, такой плотной, что она вообще не мялась, но местами скатывалась, как одеяло. Пиджак застегивался на коричневые костяные пуговицы.