– Мне запрещено продавать товар, – прокричал он, – и не надо здесь стучать! – Потом он заметил портфель. – А, так вы, стало быть, коммивояжер?
Холдейн запустил руку во внутренний карман и приложил что-то к стеклу витрины – карточку в целлофановой обложке, похожую на сезонный проездной билет. Бакалейщик вытаращился на него, а потом медленно повернул ключ в замке.
– Мне нужно переговорить с вами наедине, – сказал Холдейн, входя внутрь.
– Никогда не видел такого удостоверения, – признался торговец с некоторым испугом. – Но, надеюсь, оно в порядке?
– Оно в полном порядке. Служба безопасности проводит расследование. Мы разыскиваем человека по фамилии Лейсер, польского происхождения. Как я понимаю, он здесь работал, но уже давно.
– Вам придется навести справки у моего отца, – сказал бакалейщик. – Я в то время был еще ребенком.
– Понимаю, – сказал Холдейн тоном человека, который не любит детей.
Время близилось к полуночи, когда Эвери позвонил Леклерку. Тот сразу же снял трубку. Эвери вообразил, как он сидит на металлической койке, отбросив в сторону казенное одеяло со складов военно-воздушных сил, с выражением встревоженного ожидания на маленьком живом лице.
– Это Джон, – произнес он осторожно.
– Да, да, я знаю, кто вы такой, – казалось, его разозлило, что Эвери назвался по имени.
– Боюсь, сделка не состоялась. Они не заинтересованы… Ответ негативный. Вам, видимо, лучше уведомить человека, с которым я встречался… Того маленького толстячка… Сообщите ему, что нам не понадобятся услуги его здешнего друга.
– Ясно. Ничего страшного. – Леклерк говорил так, будто ему все было совершенно безразлично.
Эвери не знал, что еще добавить; ничего не приходило в голову. Тем не менее ему отчаянно хотелось продолжить разговор с Леклерком. Он должен был рассказать ему о презрительном отношении к себе Сазерленда и о паспорте, который оказался никуда не годным.
– Люди здесь… Те, с кем я веду переговоры. Они очень озабочены по поводу всей этой сделки.
Эвери ждал ответа. Ему хотелось назвать Леклерка по имени или использовать какое-то обращение, но он не знал какое. «Мистер» в департаменте не употреблялось вообще; старшие офицеры обращались друг к другу по фамилиям, а к младшему персоналу по именам. Не существовало узаконенной формы обращения к начальству. И потому он просто спросил:
– Вы слушаете?
И Леклерк ответил:
– Конечно, я вас слушаю. Кто именно озабочен? Что пошло не так?
Эвери подумал: я мог бы называть его директором, но, наверное, это будет небезопасно.
– Здешний представитель, человек, который блюдет здесь наши интересы… Он кое-что узнал о нашей сделке. Просто догадался.