Матерый кот, чьи многочисленные шрамы свидетельствовали о многочисленных весенних схватках за призывно урчащую прелестницу, возмутился до глубины кошачьей души. Не то чтобы пес числился среди близких коту друзей, кот и сам вполне был не прочь приложить когтистые лапы, дабы попортить вражескую собачью шкуру, но по его (кота) мнению, задать хорошую трепку кобелю мог только кто-то из местных, и уж никак не пришлая нежить. Кот возмущенно промяукал свой эквивалент «Братва! Наших бьют!» и спикировал сверху на спину Валсидала, как коршун на цыпленка.
Вампир вовсе не ожидал столь бесцеремонной атаки сверху. Он взвыл благим матом, когда в спину пребольно впился весь комплект острых когтей, а их обладатель грозно зарычал и принялся орудовать ими с завидным энтузиазмом ножа для шинковки капусты. Пес почувствовал подмогу, совершил натужный рывок, сбросил супостата на землю и умчался по направлению к дому, поджав хвост и завывая от ужаса. Валсидал некоторое время пытался содрать со спины внезапного противника, но не преуспел. Тогда он со всей силы ударил спиной о ствол дерева и пораженно замер от боли. Дыхание перехватило. Кот же остался невредим — шустро метнулся вверх по дереву и принялся обидно мяукать оттуда, воинственно потрясая хвостом с грозно встопорщенной шерстью.
— Вот ведь мерзопакостный зверь! — морщась от боли в пострадавшей спине зашипел вампир, как только дыхание выровнялось. — Росту от горшка два вершка, а когтища-то отрастил — метровые, не меньше.
Кот все еще изображал танец героя, благополучно вернувшегося в родное племя увешанным трофеями и многочисленными скальпами врагов под восхищенными взорами храмовых кошек, когда вампир тихо покинул деревню.
Жрец Гонорий выглянул из своего дома при храме.
— Марыська, ты, что ли? — вопросил он уличную морось, но ответа не дождался. А заметив радостно пританцовывающего в ветвях кота, задумчиво погладил отсыревшую от непогоды бороду и тяжело вздохнул. — С этим дождем даже кошки ополоумели, орут почем зря и ведут себя странно. Хотя… весна же. Природы возрожденье.
Старик издал еще один тяжкий вздох, зябко, по-старчески закутался в кацавейку и шмыгнул носом.
— Точно расхвораюсь, — с тоской пробормотал он, — а к Светлолике послать некого. Куда это леший понес Марыську в такую погоду? Мракобесы ее задери!
При последних словах жрец суеверно вздрогнул, перекрестился и прошептал краткую молитву Всевышнему, прося у него защиты для нерадивой прислужницы. А ну-ка и впрямь повылезают из-под земли не к ночи поименованные мракобесы и утащат девку в бездну. Нехорошо получится.