Я просто перестала ждать господина Эллохара. Перестала ждать чего-то светлого. Перестала ждать чуда, высшей справедливости, будущего… Всего.
И вернувшись на свое место у входа в чайную, я окончательно уверилась — здесь мое место. Это теперь моя жизнь. Все вот это моя реальность.
Вошли новые клиенты.
— Добрый вечер, мы рады вас видеть, — а сама словно видела себя со стороны.
Улыбающуюся, радушную, определившуюся. И продолжая улыбаться всем абсолютно, я вспомнила сегодняшнее чаепитие с книги, которые он давал, места, что вал. И как-то внезапно, ощутила себя неимоверно глупой. Тогда не понимала, а сейчас, когда перед глазами, словно наяву стояла картинка, где освещенные фонарным столбом целовались он и та женщина, все стало так понятно. И я действительно ощутила себя глупой. Глупой настолько, что хотелось расплакаться от
обиды. Поцелуй — вот награда спасителю. Вот чего он так жаждал. Поцелуй. И как-то совсем не к стати, вспомнилась та встреча, когда я приняла этого мужчину за умалишенного пьяницу, и тот намек…
Все тайное, когда-нибудь обязательно становится явным, ведь так? И я, продолжая стоять и радушно улыбаться, как-то неожиданно осознала, чего именно желал от меня господин Эллохар. Примерно того же, что требовал и лорд Экнес. Того, что пытался добиться главарь банды Крестов Джекас…
И моя улыбка померкла.
— И что опять такое? — господин Меллоуин возник неожиданно. — Чего мы стоим с кислой рожицей и клиентов распугиваем, а?
Алех подошел на костылях, внимательно посмотрел на меня, кликнул извозчика, и сухо сказал Мелоуину:
— Найри едет домой.
А едва мастер-кондитер попытался возразить, тихо повторил:
— Домой. Не обсуждается.
Отрицательно покачав головой, я повернулась, и, стараясь все так же радушно улыбаться, прошлась по залу. Что ж, открытие чайной можно было считать более чем успешным — зал был забит до отказа, подавальщики сбивались с ног, разнося чай и сладости, за каждым из столиков велись беседы, а со стороны кухни управляющий господин Данес делал мне отчаянные знаки. Я заторопилась к нему. Как оказалось, у нас заканчивалась выпечка… Катастрофически. А до закрытия еще часов пять, не менее.
Подошел Сэм, как и я, оглядел пустые подносы из-под пирожных и печений, мы переглянулись.
— Собственно я к чаю люблю бутерброд, и чтоб с ветчиной, — заметил он.
— Предпочитаю сыры, — почему-то шепотом ответила я.
— Ну так и чего встали? — раздался за нашими спинами уже поднадоевший басовитый голос. — Шустро-шустро давайте, Германа, стало быть, к госпоже Шилли за хлебцом свежим, а вы по лавкам прокатайтеся, и чтобы сыр самый лучший, а ветчину по ароматнее!