Все связано здесь, связано прихотливо, прочно и непредсказуемо, как наши сны под грохот дизелей ввязаны с шелестом листвы в Петровском парке и скрипом чинары под окном далекого дома, с непринятыми решениями и недосказанными словами.
И все-таки диспута об охране природы не будет. Остывающий чай напоминает, что земля сырая не только потому, что так принято говорить, что белая ночь все-таки ночь, а северное солнце греет не больше, чем воспоминания о горячем песке запрятанных в детской памяти диких пляжей. Мы непоследовательны — и в этом наше спасение. Мы возвращаемся с вахты под форсированный рев двигателей вертолета, снижающегося, чтобы сбросить связку труб у приемного моста, и эти звуки приводят нас в радостное неистовство.
— Колонну начали таскать! Скоро займемся делом!
— Возят «восьмерку», — мрачно сообщает Гриша, вернувшись от мастера.
— «Восьмерку»? — недоуменно переспрашивает Петро. — Не дойдем до проекта.
— Значит, и до нефти не дойдем, — шепчет Калязин.
— Почему, Гриша? — спрашиваю я.
— Ты телескопическую антенну видел?
— А что?
— Скважина в конце бурения — вроде телескопической антенны. В шестнадцатидюймовый кондуктор вставлена первая техническая колонна, на двенадцать дюймов...
— Это я понимаю.
— Понимаешь — тогда считай: до двух пятидесяти — если мы добурим до двух пятидесяти — нам придется теперь спускать восьмидюймовую колонну, раз вертолеты «восьмерку» таскают. А пласты на двух с половиной перекрывать надо? Надо. Чем? Только инструментом, «пятеркой». Чем же мы дальше бурить станем? Нечем. Вот и получается, что окончательный забой будет у нас не три двести, а всего две с половиной тысячи.
— Будто здесь не было скважин по две с половиной, — говорит Петро. — Были. А вот три двести — три двести не было. Да-а... Надо было «десятку» пробовать. Тогда бы запас был...
Долго моемся водой, похожей на утяжеленный раствор. На завтрак сегодня — впервые за лето, которому приходит конец, — свежая картошка в мундире. Где ее выращивали, как везли — никто не знает. Размер картофелин колеблется между крупным горохом и мелким виноградом. Терпеливо обдираем кожуру — в конце концов что-то белое и теплое остается на заскорузлых пальцах.
— Хватит тебе на выселках жить, — говорит мне Петро. — Перебирайся в вахтовый балок. Вчера сварной на «горку» уехал, койка у нас освободилась...
Шиков помогает мне собраться.
— Значит, уходишь... Правильно. Вахтой надо жить. А я все равно скоро уеду. Или на «горку», или обратно в бригаду попрошусь. Там я знал, что мне надо делать. Не сразу, конечно, но — научился. Научили.