— Оригинальное освещение, — бормочет Мишаня.
«Па-а-ад этот стук колес в их ритме полусонном я слушала ва-а-алнующий рас...» — снова шорох, треск, и вдруг в балок вошла нервная тишина, нечеткий звук шагов и два голоса — веселый и ломкий: «Мама, не подсказывай. Я сама. Папа!» — и грустный, хотя очень старающийся казаться бодрым: «Гриша! Ты слышишь нас, Гриша?..»
Дверь скрипит, словно разрывается ткань. На пороге стоит Панов. Лицо у него странное, растерянное, даже какое-то застенчивое. Он смотрит на замолчавшую кассету и говорит:
— А я слышу — дети. Думаю: откуда на буровой дети?..
— Старший мой, — задумчиво произносит Калязин, — так тот еще ничего, помнит. А младший — то папа зовет, то дядя...
— Вот он где. Север, Калязин. Понял? То-то...
Калязин с подозрением посматривает на Панова, но в голосе того нет обычной сварливости и злобы. Какая-то надтреснутость, неприкаянность, но не злоба. Он присаживается на угол кровати, снимает тирольскую шляпу, и слипшиеся волосы, распавшись на жидкие пряди, обнажают аккуратную плешь.
— Ведь какая у нас жизнь, а? Сегодня здесь — завтра там. Метры, тонны, прихваты, выбросы, консервы, вертолеты... Нашел — иди дальше. Не нашел — отвали, дай другим. Верно я говорю, Гриша?
Гриша не отвечает. Он заворачивает кассету в целлофан и прячет се в картонной коробке. Потом спрашивает у Петра:
— Ты заметил, что гуси кучковаться начали? Тренируются, им через месяц в дорогу...
— Эти гуси вообще забавный народ.
— Ну да. Про них книжка специальная есть, я читал.
— В Грозном? — усмехается Петро.
— Не-а, — Гриша снова роется в картонном ящике. — Путёвая книжка. Там одно место, это про то, как гуся с подругой разлучили... Сейчас найду. Ага. Вот.
И Гриша начинает читать:
— «...Стая летела почти над самыми верхушками деревьев, облака перед ней смешались с плотным туманом, приникшим к самой земле. Белая стена тумана, подобно меловой скале, выросла перед ними. Летевший впереди гусак издал громкий, предупреждающий об опасности клич...»
Калязин выполз из спального мешка, пересел ближе. По лицу Ибрагима блуждает странная улыбка. Толян неподвижен и тих. Только Панов, разочарованно поглядывая на Гришу, мрачнеет с каждой минутой.
«...Он поборол этот ток и вновь обрел способность управлять полетом, но теперь соединявшая их связь оборвалась, и он мгновенно понял, что ее уже не вернуть...»
Петро берет из рук Гриши серый растрепанный томик, читает:
— «Чужак с острова Барра». Фред Бодсворт. Да-а...
— Вот написал мужик, — восхищенно говорит Гриша. — Будто сам гусем был!
— Почитать дай, — просит Толин.