— Бери.
Панов нахлобучивает кожаную шляпу до бровей, открывает рот, но тут распахивается дверь, и в балок влетает Шиков.
— А на тринадцатом, — радостно кричит он, — триста двадцать метров пробурили! Зульфир за вахту сто пять взял!
По виду Шикова ясно, что за эти сто пять метров руки его вспомнили все, чему научились за неполный год в вахте Зульфира.
— Тебе-то что с того? — набрасывается на него Панов. — Колонну опрессовывать пора, а тебя по дружкам носит! Работать надо. Работать! Понял?
Они уходят, но стекла еще долго вздрагивают отзвуков удаляющихся, но не стихающих голосов. Калязин вяло перелистывает книжку, долго сидит над какой-то страницей, шевеля губами, приборматывая, потом спрашивает, ни к кому не обращаясь:
— Это когда же на отгулы мы полетим?..
Ибрагим медленно водит карандашом по листку из ученической тетрадки.
— Ну, что ты пишешь? — говорит Мишаня. — Бортов-то все равно нет.
— Будут.
— Когда-нибудь будут, в натуре. Эх, баскарма...
— Нет, ты понимаешь, Миша, я ей говорю: «Поеду на три года. Надо же посмотреть, что такое — Ямал». Говорят, по-ненецки — это «край земли»?
— Вроде того.
— Вот. «Ты пока учись, говорю, — она у меня на педагога учится. Институт заканчивай. Ну, не через три года, так через пять приеду».
Толян берет у Калязина томик Бодсворта, запихивает книжку за пазуху и неожиданно предлагает мне:
— Хочешь, за рапанами сходим? Это за мыском, километров шесть от аэропорта.
До цепочки маленьких озер, отделяющих взлетную полосу от тундры, мы идем молча — дыхания едва хватает на то, чтобы переставлять ноги. На границе песчаной полосы, у клетчатого флажка, нас встречает лохматый пес.
— Здорово, Норд!
Норд отвечает сдержанно, но вполне дружелюбно. Толян заскакивает на секунду в балок, возвращается с двустволкой, и мы идем дальше, к морю. Норд увязывается за нами. Через десять минут мы шагаем по песку, укатанному прибоем, он светлеет, когда на него наступаешь, и вновь теряет свет, когда нога отрывается от него, — идти легко, и это странное ощущение, когда идти легко. Норд с самозабвенным восторгом гоняет куличков, и тем нравится эта игра: они летят перед самым носом бешено мчащегося пса, а в то мгновенье, когда ему начинает казаться, что стоит вложить в последний прыжок чуть больше усилий, и пасть сомкнется, сдавливая теплый комок добычи, кулички резко взмывают вверх, и Норд заливается обескураженным лаем.
Недавно был шторм, на берегу чуть присыпанные песком, вымытые добела доски и утратившие форму бутылки, новенькая покрышка для «Жигулей», разбитый ящик из-под болгарских помидоров и слипшийся комок плотной бумаги. Быть может, еще вчера этот бесформенный комок был журналом и чьи-то руки держали его и чьи-то глаза скользили по строчкам... Впереди, за небольшим заливчиком, в который впадает безымянная речушка, Какая-то Яха, торчит ярко-зеленый бугорок, похожий на пучок водорослей. Толян подходит первым, носком сапога отгребает песок.