Он устроил скандал из-за пяти центов, а затем взял кое-кого из нас, посадил на самолет бизнес-класса и полетел в Южную Каролину, чтобы он мог там дать старт соревнованию по троеборью. После этого мы сели обратно на самолет и вернулись домой.
Дюпон мог не задумываясь истратить тысячи, десятки тысяч долларов, если это привлекало внимание к нему, а затем устроить нам скандал из-за какой-нибудь ерунды – просто чтобы напомнить нам, что мы находимся у него на иждивении.
Он предоставил нам талоны на питание в кафе напротив стадиона «Филдхаус». Затем он решил забрать их без какого-либо объяснения. В этом, однако, был свой плюс: не будучи уверенным в том, что мы питаемся в этом кафе, он не мог присоединиться к нам во время обеда.
Его манеры за столом были ужасающими. Он мог говорить, жуя с открытым ртом, как ни в чем не бывало. Однажды я оказался во время обеда прямо напротив него. Он разбрызгивал и расплевывал пищу по всему столу, по моим тарелкам, по моей одежде. Это было настолько отвратительно, что я не мог заставить себя прикоснуться к своему обеду. Я встал и вышел прямо посреди еды.
* * *
Дюпон вскоре стал вмешиваться и в то, что происходило на ковре. Как-то во время одного двустороннего соревнования он сел на скамейку рядом со мной. Я подавал реплики одному из наших борцов, подсказывая, какие можно было бы провести приемы, и Джон принялся спорить со мной прямо там, в углу, о том, какой, по его мнению, нашему парню сейчас следует проводить прием и что я должен ему подсказать. Я посмотрел на него, и он все прочел в моем взгляде: «Ты идиот!»
Никогда не было ничего хорошего, если Дюпон был рядом.
Он приходил в свой тир для стрельбы, переделанный под борцовский зал, одетый как полицейский, и начинал размахивать пистолетом. Борцы бросались врассыпную. В эти минуты я просто стоял и смотрел на него. Он пытался вести себя так, словно был важной шишкой. Никто не думал, что он может начать стрелять, тем более убить кого-либо. Зачем ему с его деньгами, властью, влиянием рисковать потерять все это, чтобы остаток дней провести в тюремной камере? Джон был неуравновешенным, но он не был сумасшедшим.
На самом деле бо́льшую тревогу вызывал тот борцовский прием, который, по его утверждению, он создал. Он назвал его «Пятерней Фокскэтчер». По существу, этот прием заключался в том, что он хватал всей пятерней чьи-то яйца.
Эта идея пришла ему в голову после того, как я рассказал ему о своей схватке в университете с Доном Шулером. Мы с Доном встречались на ковре пять раз, и он был тем, кого мне надо было победить в финале отборочных соревнований к Олимпиаде, чтобы попасть в Олимпийскую сборную 1984 года. Дон был одним из тех немногих парней, которые укладывали меня в университете на лопатки, и, полагаю, он мог оказаться единственным человеком, который не проиграл бы мне в моем родном зале Оклахомского университета.