Любой словесный намек на низ тела или его функции рассматривался как признак дурного воспитания. В английской литературе господствуют скромные намеки. Так, проститутка никогда не называется «шлюхой» — ее именуют «академиком» (то есть пансионеркой борделя) или «кошкой», если она пьяна. «Прилипшая» обозначает венерическую болезнь, влагалище называется «кожей», быть пьяным — это «стоять на своем высоком месте». В обыденной речи женские груди называются «шарами», «полушариями», «молочным магазином», «детским рожком» или «младенческим пабом», что подчеркивает их функцию кормления. Если говорят, что ДжонТо*
|с встретил Фанни, Мэри Джейн и леди Джейн, это оз-qaeT, что пенис вошел во влагалище. Мочиться — это «сажать горошек», «пожимать руку старому товарищу» яи.чапде всего, «тратить пенни»18.
Есть и другие свидетельства существовавших в то время" нравственных запретов. Романисты и врачи во франции времен Третьей Республики настаивают на том, что женщинам после сорока следует отказаться от радостей плоти. В 1926 году мэр Ионны был поражен, услышав, как «женщина пятидесяти лет говорит-ласковые слова сорокапятилетнему мужчине». Что касается поцелуя в губы, то он на протяжении всего XIX века шокировал большинство французов. В той же Йонне судья просто упоминает, 'ничего не добавляя, о том, как некто выставлял напоказ обнаженный пенис перед молодой крестьянкой, но настаивает на непристойности следующего деяния, совершенно недопустимого, с его точки зрения: «Он засунул ей в рот язык»19.
СЕКСУАЛЬНОСТЬ — это ПОСТЫДНАЯ БОЛЕЗНЬ, ИНОГДА
СО СМЕРТЕЛЬНЫМ ИСХОДОМ
Как утверждает шутка, многие викторианцы хотели бы, чтобы сношение приравнивалось к уголовному преступлению20. Медики, во всяком случае, видели в сексуаліг ности тяжелую болезнь. Такой взгляд порождал тяжелую глухую тревогу, в том числе у тех людей, кто не отказывал себе в удовольствиях, порицаемых цензорами. На сексе лежало табу, он считался чем-то позорным, и жить с этим ощущением было трудно. Всеобщее осуждение касалось в первую очередь самоудовлетворения. Речи медиков на этот счет буквально терроризировали сознание. Молодые люди и в особенности мальчики задыхались от переполнявших их видений. Два основных выхода были в порнографии, обращенной к ограниченному кругу потребителей, и проституции в ее многочисленных и разнообразных видах. Но страхи нарастали вместе с чувством освобождения. Склонность к извращениям, таким как порка, садизм, мазохизм, скрывалась более тщательно, чем раньше, но захватывала все больше людей, и к концу XIX века неврозы на сексуальной почве появлялись все чаще. Фрейд пришел вовремя. Его услуги оказались чрезвычайно нужны среднему классу европейцев, которые уже не знали, на чьей груди излить свои тревоги. На пороге XX века Фрейд дал им возможность если не освободиться от страхов, то хотя бы получить поддержку.