Оргазм, или Любовные утехи на Западе. История наслаждения с XVI века до наших дней (Мюшембле) - страница 84

Глава 3. Плотские радости — смертные грехи

определенно заметен некий «порнографический переворот»62. В1660 году Никола Шорье в своей «Сотадической сатире» отчетливо заявил о смене тональности, причем поместил свои высказывания в исключительно домашнее обрамление, как это сделала пятью годами раньше «Школа девушек». Отныне он занимает не просто безнравственную позицию — он говорит о всевозможных чувственных удовольствиях, об извращениях разного рода: лесбийской любви, содомии, групповом совокуплении, порке и других, более изощренных формах садизма. Кроме того, он утверждает, что все общественные установления — лишь фасад, за которым все предаются наслаждениям чувств, не исключая и местных священников. В других произведениях, например в «Венере в монастыре» (1680), он еще определеннее выражает свою позицию и целится непосредственно в церковь, чем приводит церковников в ужас.

Казнь Клода ле Пти сделала заметным тот глухой страх, что испытывали власти предержащие перед возможностью перемен. Принцип послушания, на котором держался авторитет всех властных структур, как светских, так и религиозных63, оказался под угрозой, поэтому следует говорить не только о волне порнографических сочинений, но и о желании властей установить новую систему надзора за общественными отношениями, особенно в таких крупных городах, как Париж и Лондон. Ученые-либертены во Франции все чаще рассматривались как враги установленного порядка, и то же самое относилось к вольным поэтам, таким как Клод ле Пти. Он не просто смеялся над властями и над нравственными принципами, не просто заявлял о своей симпатии к содомиту, казненному в 1661 году, — он воплотил в себе переосмысление принципов культуры и образования. Образованный человек, адвокат и поэт, Клод ле Пти сумел противопоставить свою молодость и стремление к свободе всевозрастающему замораживанию любого проявления чувства — именно таков был политический и религиозный курс государства после утверждения Людовиком XIV своей личной власти в 1661 году. Пространство, где человек чувствовал себя свободным, все более ограничивалось. В Париже в 1667 году была утверждена должность лейт© ' нанта полиции — «ока короля». Тех, кто выходил за общепринятые рамки, от простых маргиналов до целых движений со строгой структурой, таких как янсенисты, попросили стать как все.

В обществе, которое все более и более сковывается разнообразными узами и все сильнее и сильнее контролируется, назревал дух неповиновения, и у некоторых он оказался очень силен. Тем временем все четче определялись контуры «цивилизации нравов», основанной на требованиях придворного этикета и многочисленных пособий, где излагались правила жизни «хорошего общества». Таким пособием была, например, книга Куртена, опубликованная в 1675 году и переизданная в следующем десятилетии семь раз. Она называлась «Новый трактат о цивилизованном поведении, принятом во Франции среди приличных людей» и была обращена к широкому кругу горожан, желающих в своих поступках подражать придворным64. Сексуальной жизни надлежало быть скрытой и подчиняться правилам мужской христианской морали. Но в среде знати, вынужденной после Фронды отказаться от «стремления к непокорности», у тех, кому пришлось еще сильнее, чем раньше, склоняться перед общепринятыми ценностями, в недрах либертинажа и картезианской науки, поставившей под сомнение теологические догмы, рождается новый дух неповиновения. «Порнография», несомненно, является его отражением. Она с самого начала связана с противостоянием концентрации власти в одних руках. Не только само сексуальное поведение, но и то, какими словами говорится о нем, выявляет особенности общественного сознания на данный момент65; Несомненно, «цивилизованное» поведение противоречит раблезианской скатологии и требует говорить о сексе со стыдливостью, используя принятые в обществе слова. Не случайно Сюзанна советует Фаншоне избегать таких шокирующих слов, как «иметь» и «сношаться». Однако те, кому нравится весело рассказывать о любовном актеи и весело предаваться ему, не хотят постоянно подчиняться требованиям нравственной цензуры и законов. Некоторые готовы пойти на то, чтобы опалить себе крылья, но добиться того пространства личной свободы, в которой им отказано.