— Тоже мне солдат, с бабой не справился, — зашумели кругом.
— Просто Ефим — шляпа, вот и все, — пошутил Ванюша.
А Ефим не понял шутки. Слово за слово — завязался спор. В итоге появился договор: Ефим едет в Париж, знакомит Ванюшу с дядей и с Шурочкой, а сам уезжает. Ванюша должен вернуться от Шурочки с победой.
Наутро у Ванюши было преотвратительное настроение. Он с неохотой шел на репетицию пьесы «Дни нашей жизни».
— Ты чего, как в воду опущенный, паря? — спросил его Степан Кондратов, как отличный плотник состоявший в труппе главным декоратором.
— Да, так противно на душе и башка трещит. А тут еще этот спор с Ефимом. В какую я грязную историю вляпался из-за дурацкого самолюбия! Видишь ли, — Ванюша скривился и передразнил самого себя: — Должен вернуться с победой? А я ведь сам не терплю таких трепачей, которые хвастают своими мнимыми победами. Все это чепуха и вздор!
— Да, паря, это ты правильно говоришь, бабу надо уважать. Но ты тоже хорош гусь — зачем меня втравил в историю с Мадлен? Я тогда по дурости променял свою старуху на эту машер и всякое прочее... Да што, ведь думал, погибну на войне, хоть день да мой... Вот и расфуфырился, как косач на току. А теперь, как вспомню, так и на душе будто кот нагадил, язви его в ним. Стыдно будет смотреть в глаза дочерям, да и от старухи придется рожу воротить. Пойду в старатели, пока душа не очистится. А тебе, паря, надо опасаться этого соблазну. Гляди, Шурку-то не бери на обман, лучше соври хлопцам, что, мол, было дело.
— Да я и врать-то не хочу, просто придется дать отбой: то, мол, было спьяну, а теперь не хочу и ехать в Париж, — отозвался, глядя в землю, Ванюша.
— Нет, браток, не смей идти на покаянную, а держись твердо и праведно. Ты солдат и должен быть твердющим, а то грош тебе цена в базарный день, господи прости. — И Степан перекрестился, услышав звон церковного колокола. — Завтра воскресенье, вот и поп сзывает к службе церковной.
Они подходили уже к театральному бараку и оба молчали. Ванюша думал: «А ведь какой хороший человек Степан». И многозначительно посмотрел на него, как будто впервые его увидел.
— Ты чего на меня уставился, как дохлый окунь, выпучив глазища? Что я тебе, баба, что ли?
— Да нет, так, Степан... Впервые заметил, что ты толковый человек.
— Ну, хорошо, что хоть заметил...